Андрей Киселев: Волчий хутор

Дрыка даже не заметил от шока и боли как отправился в мир иной пригвожденный забором и лапами оборотня волка. Его сердце было вырвано следом из его груди. И наружу за ним вывернуты все внутренности. Зверь проглотил его вырванное из груди сердце. И следом поднял, держа также за ремень и адьютанта Когеля Ергена Вальтаубе. И прижав к забору, разорвал все его лицо своими клыками.

И, стиснув их на его лице, раздавил ему череп. Затем оборотень волк оторвал адьютанту Когеля с его разорванной шеи голову и выплюнул ее в сторону бесформенной кровавой массой. В это время стоящие недалече две молодые волчицы женщины сбросили с себя всю одежду, подскочили к двум еще теплым труппам, и стали, о них тереться в их свежей окровавленной плоти и стекающей вниз крови.

Они терлись по-звериному, друг о друга обнаженными женскими телами, купаясь, в свежей крови тех, кого Фероль своими клыками и когтями превратил в мясной фарш. Пока они занимались этим, оборотень Фероль повернулся в сторону прибрежной большой болотной лужи, туда, куда улетел оберполковник Гюнтер Когель. Но Когеля там уже не было. Он, пользуясь моментом, пока Фероль терзал свои жертвы ползком по воде и траве пополз снова в сторону болота в лес. Он хотел укрыться в самой теперь трясине и стелящемся по болоту белом как молоко тумане. Оглушенный сильным звериным ударом, практически оглохший. И с рассеченной когтями правой щекой, Когель весь в болотной грязи и траве пополз, тихо стараясь скрыться от жуткого преследования не понимая, что это бессмысленно, что это все равно конец, но он инстинктивно потенциальной жертве пытался спастись.

Симка бежала по освобожденной Снежнице среди стоящих солдат Советской армии и партизан. Мимо танков и машин. Это была короткая их остановка. Им надо было двигаться дальше. Селяне обнимали солдат и радовались освобождению своей деревни от фашистов. Симка вернулась назад. Поймав корову Зорьку в лесу и пропустив все время боя. И отсидевшись с коровой в густом березняке правого леса от Снежнице, подбежала к стоящей рядом с одним летчиком офицером и своей матери. Тот спрашивал о своем напарнике. И о бое над этой деревней и про то, что тот упал в районе болот, когда загорелся истребитель.

— Да, вы что! — вмешалась в разговор Симка Пелагина — Да, было такое! Страшно было даже! — она громко от радости кричала — Тогда и один немец упал за нашими огородами. И один туда же в те болота. Но вы, наверное, теперь не найдете никого! Эти места гиблые. Еще никто оттуда не выходил живым. Она поняла что осеклась, глядя на свою мать, возмущенно и осудительно смотрящую на свою дочь. И та сразу же вспомнила своего там пропавшего отца охотника, забредшего еще до войны в болота спьяну прямиком с дурру и со своего огорода, который как раз выходил с левой стороны деревни на Волчьи болота. Он, поругавшись с Симкиной матерью из-за очередной пьянки, там сгинул навсегда. И никто его больше не видел. Или утонул в болоте. Или чего хуже, попал в зубы волкам.

— Там есть волки? — спросил незнакомый Симке летчик офицер ее мать.

— Говорят много волков. И непростых волков — ответила, дернувшись, словно от испуга Анна Пелагина — Не ходите туда, товарищ офицер.

Ради Бога, не ходите. Там нет никому спасения. Все в нашей деревне знают. Там давно люди пропадают. Если ваш боевой друг не выбрался, каким то, волшебным образом с этого болота, то вы его уже не найдете никогда. И она, взяв за руку дочку, потупив взор, словно виноватая, пошла вдоль улицы домой. Мимо стоящей среди солдат Марии Кожубы.

— Надо же! Вот дура эта Мария! — сказала громко Пелагея Зимина, стоя с радостно кричащими детьми у своей ограды дома вместе с Варварой Семиной и ее мужем разведчиком Савелием — Жила с такой тварью. Но мне даже ее почему-то жалко теперь. Но Варвара не обращала внимания, на ту жену предателя Марию. Даже брат ее мужа Тимофей Кожуба к ней не подошел. Он стоял в толпе радостных празднующих победу селян стариков и старух. Среди своих партизан со своими командирами. И, молча, смотрел, на жену своег о покойного предателя старшего брата. Она сеялась и радовалась со всеми освобождению деревни. А, он, возможно думал, может, чокнулась, может еще что? Так все и думали, теперь глядя на нее. Ей не было покоя с того момента как старший Кожуба был убит его же корешами полицаями. И еще был растерзан зубами кого-то на краю того лесного болота. Говорили уже на селе, что она его видела то во сне, то так однажды ночью, и он говорил ей, кто его убил и как. Вот она вроде того и тронулась рассудком.