Александр Ковальский - Райгард. Уж и корона

Варвара аккуратно слезла в «казарку». Уселась на корме, положив на колени полупустой ранец. Лодка тронулась, разогнав небольшую волну, и Артем услышал, как перекатывается у Варвары в пенале одинокая ручка.

– Я вас, пане Родин, ненавижу, – сообщила Варвара с милой улыбкой.

Яр снисходительно хмыкнул. Правды в ее словах было чуть.

– Вот и делай после этого людям добро.

Они плыли пустой солнечной улицей. Кошки грелись на коньках крыш, петухи топорщили перья, сидя на торчащих из воды штакетниках, как на насестах. Над крышами развевалось белье: пользуясь солнцем, хозяйки торопились хоть немного просушить постели. Дома от этого были похожи на парусники, и зеленые волны сирени ходили над темными надстройками чердаков. Пахло зацветающими садами, в желтую мутноватую воду летела белая цветень. Артем подумал, что позднее половодье – это все-таки красиво, и если бы можно было выпросить у Яра лодку на выходные, и Варвара бы согласилась… Но додумать эту мысль не успел: приплыли.

Школьникам городского поселка Ликсна не повезло с самого начала. С того самого момента, как первый градоначальник окружного города Омель, обозрев окрестности вверенной ему местности, принял решение строить храм знаний на взгорке, в окружении тогда еще молоденьких, а теперь почти что вековых лип и каштанов. И сегодня школьный двор, заботливо посыпанный желтым песочком, был оскорбительно сух: даже последняя лужа, в которой еще в прошлую пятницу с таким восторгом плескались Яровы первоклашки, высохла бесследно.

Яр привязывал «казарку» к мосткам, когда сверху, с горушки, сквозь распахнутые окна рекреаций, заливчато грянул колокольчик.

– Все, граждане, быстренько, мы почти что опоздали.

Неизвестно, как там Яр, но сам Артем все-таки опоздал. Можно было бы, конечно, поторопиться, но ноги почему-то не шли. Школьные коридоры пахли пылью и свежей мастикой: только что натертый паркет оливково золотился в свете позднего утра. В углу, на лестнице, ведущей в преподавательскую, стоял хмурый Ростик и непедагогично крошил сигарету о лакированные перила.

Артем обалдел. Никогда он не видел директора в таком мрачном расположении духа. Директор обыкновенно бывал тощ, сутул и неприлично весел – этаким людоедским весельем, и очки в тонкой стальной оправе, криво сидящие на его загорелом костистом лице, впечатления этого нисколько не сглаживали.

– Родин, ты почему не на занятиях? – не сразу опомнился Ростик, завидев бредущего по коридору Артема.

– Доброе утро, Ростислав Андреевич, – на всякий случай сказал Артем. Утро было, на самом деле, очень так себе, но Ростика это не касалось.

– Прогуливаешь?

– А у меня освобождение, – соврал Артем ничтоже сумняшеся. Не станет мрачный Ростик проверять. А пока Яра встретит, и вовсе забудет. – До третьей пары.

– Это риторика?

– Литература.

– Ага, – удовлетворенно хмыкнул Ростик, раскрошил сигарету окончательно, подошвой смел в лестничный пролет табачную пыль. Потом достал похрустывающий от крахмальной свежести платок, вытер руки и взял Артема за плечо цепкой стальной хваткой. – Прогуляешь – башку сверну.

– Почему?

– Потому, – сказал Ростик. – Доживешь – узнаешь. Все, пошел.

Артем удалился со странным облегчением на душе. Как будто Ростик сделал ему подарок. Впрочем, от разговоров с директором у Артема всегда оставалось такое чувство. Как Ростик ухитрялся так себя ставить – никто не знал. Но первоклашки млели, томные выпускницы травились от неразделенной любви. До преподавательниц Ростик снисходил, что давало им повод хотя бы надеяться… а все прочие директора просто обожали. Даже когда он метал громы и молнии, а такое случалось частенько.

Артем стал у окна. Во дворе галдела и дралась малышня. Яр сидел на поваленной волейбольной стойке и о чем-то беседовал с Манюней – преподавательницей из параллельного первого «Б». Беседа, по всей видимости, протекала на повышенных тонах, лицо у Манюни было кислое, а Яр, наоборот, злился.

В углу, у забора, пользуясь занятостью педагогов, двое первоклашек увлеченно разбирали на запчасти какую-то железяку. Присмотревшись, Артем узнал в ржавых обломках противопехотную мину. В нем мгновенно все захолодело от ужаса. И только через пару минут, оттаяв, Артем сообразил, что это муляж. Учебное пособие, списанный хлам. Игрушечки у Яровых пацанов, однако… Дети ковыряли снаряд увлеченно и со знанием дела, железяка ерзала по траве, оставляя в зелени длинные черные полосы.