Александр Казимиров - Бульварное чтиво. Повести и рассказы

Груженный гостинцами и всякой ерундой Петр Иванович приехал в усадьбу. Он представлял, как соскучившаяся жена бросится на грудь, будет целовать его в глаза и губы. А он, скрывая радость встречи, скажет: «Ну, будет, будет, солнышко!» – и нежно потреплет ее по щеке.

Чистые фантазии банкира разрушила Аглашка.

– Барыне дурно. Дохтура надо из города везти!

– Что опять приключилось? – Бросив коробки, Мотыльковский влетел на крыльцо. – Снова в пруду купалась?

– Нет! Барыня в курятник заглянула, а там петух, – опустив ресницы, девка залилась румянцем.

Холодный пот выступил на челе банкира. По-мужицки утерев его рукавом, он зашел в дом и сурово глянул на вышедшую к нему супругу. Ее бледное лицо обрамляли рюшки белоснежного чепчика. Петр Иванович хотел как можно спокойнее спросить: «Доколе, сударыня, будет продолжаться грехопадение?» – но вышло иначе. Сжав кулаки, он запыхтел, задыхаясь от гнева.

– Анастасия Филипповна, у меня нет ни малейшего желания продолжать с вами совместное проживание. Вы мою репутацию с грязью смешиваете! Скоро не останется твари, с которой бы вы не согрешили! – Петр Иванович вскинул подбородок. – Я сниму вам квартиру, оставлю прислугу и обязуюсь выделять сумму, в пределах разумного. Но с одним условием – чтобы вашей ноги не было в моем доме.

Мотыльковский развернулся и покинул усадьбу. Тем же вечером беременную навестил Говядин.

– Хорошо, что не в Африке живем, – как бы невзначай обронил он. – Там страусы бегают. А у них яйца – не разродишься!

Доктор осмотрел барыню и сделал аборт.

Будучи человеком обязательным, слово Мотыльковский сдержал. Ближе к осени взбудораженная и униженная своим новым положением Анастасия Филипповна вернулась в город и поселилась в небольшой квартире с видом на центральную улицу. В свет она выходить перестала, вела замкнутый образ жизни и целыми днями читала бульварные романы. Когда чтение утомляло, она «грызла» Аглашку, находя в ней массу недостатков.

Сентябрь начался с дождей. Они не просто моросили, а шли сплошным потоком, предрекая очередной всемирный потоп. Дома-ковчеги готовились в любую минуту сорваться с фундамента и пуститься в плавание по залитой водой брусчатке. К середине месяца небо прояснилось, а остывающие солнечные лучи подарили чудесное бабье лето. Шелковая тенета парила в кристально-чистом воздухе и беспардонно липла к физиономиям прохожих. Эскадры мертвой листвы бороздили многочисленные лужи. Вступив в неравную схватку с ветром, они обреченно шли ко дну. Ночи стали тише и холоднее. Забыв тепло человеческих тел, одинокие парковые скамейки жались к плешивым почерневшим кустам. По утрам неведомая сила выдавливала из земли красновато-бурых червей. Сонно ползая по тротуару, они утоляли жажду выпавшей росой. Ближе к октябрю вновь пошли дожди. Они загнали земляных гусениц в покинутые ими могилы и оборвали остатки листвы. Небо помрачнело и затянулось свинцовой фольгой.

Неизбежная пора увядания вызывала у Анастасии Филипповны меланхолию. Она подпирала ладошками лицо, безразлично наблюдая в окно за проезжающими внизу экипажами. Невинно пострадавшая из-за капризов судьбы, она старалась все забыть и частенько представляла будущую, наполненную счастьем жизнь, но в последнее время фантазии иссякли. Пытаясь отогреть озябшее воображение, барыня куталась в шаль и разглядывала околевшую между оконными рамами бабочку. «Господи, вот так же уйду, и никто добрым словом не помянет!» – она утирала выступившую слезинку, садилась на диван и начинала вязать.

Мотыльковская, словно одержимая безумной идеей, прекращала рукоделие только для того, чтобы перекусить.

В середине декабря в ее квартире появился мужчина. Не совсем обычный, но очень любимый и дорогой. Кавалер, в которого она вложила всю душу, важно сидел в старинном кресле, положив на подлокотники руки в лайковых перчатках. Его голову украшал гусарский кивер, торс был затянут в доломан, а ноги плотно облегали чикчиры. Форму Анастасия Филипповна позаимствовала из гардероба покойного деда.

«Здравия желаю, ваше высокоблагородие!» – приветствовала гусара Мотыльковская, вернувшись домой с вечернего променада, целовала его в бесчувственные губы и садилась напротив. В компании молчаливого офицера было не так грустно. Барыня делилась с ним мыслями, рассказывала о прочитанных книгах, жаловалась на погоду и бывших знакомых. Как подобает воспитанному человеку, полковник не перебивал даму и никогда не задавал вопросов. Он, не моргая, смотрел на нее и внимательно слушал. Можно сказать: это был идеальный собеседник!