Array Антология - Хаос - отступление?

Джордж вошел, охранник остался снаружи.

Двенадцать на двенадцать футов. Двуспальная кровать. Маленький стол с компьютером, который позволял ему посылать и получать защищенные электронные письма. Но только письма, и ничего больше. Ирония была понятна не всем: самый популярный в интернете человек не имел права пользоваться мировой сетью.

Он проверил почту. Неизбежное, как вращение часов, ежедневное письмо от жены. Это начиналось так же, как начинались прочие. Два слова в первой строке:

«Возвращайся домой!»

Потом фотографии мальчиков. На них на этот раз борцовские майки. Молодежь начинает бороться за место под солнцем. Боже, как они красивы!

Майкл и Люк так выросли! Когда Джордж отправился на пару недель поохотиться, Майклу было шесть, а Люку восемь. Теперь им семь и девять. Джордж провел вдали от них целый год своей жизни. Год, который ему никто и никогда не вернет.

Люк, фотографируясь, перестал улыбаться. Когда это произошло, Джордж не вспомнил. Еще год назад от мальчишки можно было услышать только писки да визги. Теперь на каждой фотографии – хмурый, а то и сердитый взгляд. Нормально это для растущего мальчика или же все это оттого, что отца нет дома так долго? Мери говорит, это такой период, но Джордж понимал, что скрывается за словами жены: этого периода не было бы, если бы Джордж был дома.

После слов «возвращайся домой» и фотографии – обычная обновленная информация. В школе дела неважные. Люк подрался. Дома оба мальчика ведут себя все более и более дерзко, совсем перестали уважать мать.

Что тут можно было объяснить болезнью роста, а в чем виновата сама Мери, которая неосознанно отпустила вожжи, давая сыновьям возможность распуститься, чтобы Джордж наконец плюнул на свой дурацкий подвиг и вернулся домой? Он надеялся, что в отношении последнего сильно ошибается, но он прожил с Мери всю свою взрослую жизнь и в отдаленных глубинах своего сознания – тех, что он сам старался игнорировать, – жило понимание того, как мастерски Мери владеет искусством скрытого манипулирования.

Он оставил письмо без ответа. Шли недели, и с каждым днем писать было все труднее, словно слова иссякали. Умом своим Джордж отлично понимал, что поступает правильно, что выступает представителем безликой массы людей, которые не доверяют своим правительствам, своей полиции, своей армии. Он охранял то, что уже никогда не повторится в его жизни, в жизни его детей, да, не исключено, и в жизни всего человечества. То, что он защищал, было по-настоящему важно . Умом он это понимал, но в том, что касалось сердца, он был просто мужчиной, который отчаянно скучает по своей семье. Но если он покинет свой пост, вернуться ему уже не позволят.

Джордж потер виски. Пора было пойти к детям, проведать.

Джордж вышел из комнаты. Охранник резко повернулся на каблуках, без всяких слов отлично понимая, куда он идет, и пошел вперед. Джордж проследовал за ним, в который раз изумляясь тому, что все это началось с простого телефонного звонка.

Джордж отключился. Или, если точнее, отключили Джорджа – сигнал пропал. Полоски исчезли и больше не возвращались. Он был совершенно уверен, что успел дать точные указания. Так ли это, он узнает.

Буря утихала, как утихают все бури. Ветер, врывавшийся в прорехи корпуса корабля, с рева перешел на стон.

Джордж слышал, как Тойво спорит с Берни. Слов было не разобрать, но по интонации Джордж понимал, что Тойво раздражен. Может быть, он подговаривает остальных вместе с ним убить детей?

Как далеко может Джордж пойти, чтобы предотвратить это?

– Даже не знаю, что и делать, – сказал он.

Дети не отвечали.

– Да уж, парни, помощи от вас не дождешься!

Слова вылетали из его рта, сопровождаемые облачком пара.

Температура падала. Зима все туже затягивала петлю холода вокруг обломком корабля, отбирая остатки тепла.

Дети… дети дрожали.

От холода? Может быть. А может, и от страха.

Он казался им страшным.

Что было справедливо, потому что они казались страшными ему самому.

Тело вроде у них человеческое, но на человека нисколько не похожее. Две ноги и две руки, но такие тоненькие, такие тоненькие, словно веточки дерева, по которым едва струится древесный сок. Черные глаза – не два, а три глаза, расположенные на голове, слишком большой для тела, которое, казалось, только что вытащили из лагеря смерти. А рты… Джордж делал все возможное, чтобы не смотреть на их рты.

Прошел час.

В дверь постучали. Грохот сотряс комнату и все двенадцать аварийных кресел (или капсул), которые спасли детям жизнь в то время как катастрофа рубила из родителей в лапшу. Дети вздрогнули и прижались друг к другу, издавая звуки, свидетельствующие о крайней степени испуга.