Array Антология - Хаос - отступление?

– Хорошо, – соглашаюсь я, опускаю визор на глаза, и сейчас же стены контейнера скрываются за налетом голубизны. – Начали. То же самое. Мне кажется, я почти поймала.

Ради Лены я пробую это снова и снова. Так часто, как она просит. И, вне зависимости от того, что я думаю о городе, я должна сказать: ты заслуживаешь, чтобы о тебе помнил тот, кого ты любишь.

А интересно, кто-нибудь из выживших помнит Феликса?

Феликс был настоящей катастрофой. Я слышу, как мама говорит эти слова, хотя в действительности она их никогда не произносила. По поводу Феликса у нее было дурное чувство, и сейчас, ретроспективно, это чувство окрашивает все, что произошло.

Я закрываю глаза и вижу, как он приближается ко мне, словно вестник судьбы; со своей бородой медового цвета и голубыми глазами он – вылитая тепловая смерть вселенной. Тесный темный свитер с плотно облегающим шею воротником; свитер подчеркивал его стройную талию и скрывал замечательную татуировку, которая рукавом покрывала его руки, а от бедер по бокам взлетала к основанию шеи. Половины изображенного я не помню; помню только яркие краски.

Он подошел к моей кассе с чеком на кофе и сэндвич с индейкой и вместе с кредитной картой протянул бумажку со своим именем и номером телефона.

– «Феликс», – спросила я. – Это означает «счастливый» или «удачливый»?

Не уверена, что он понял мой вопрос, но я все равно ему позвонила. Я любила его, по крайней мере, поначалу. Любила достаточно сильно для того, чтобы следовать за ним на запад и на север, на самый край земли, следуя указанию его пальца, который ткнет, бывало, во что-то невообразимое, где-нибудь в Тихом океане, и – пожалуйста!

Не то чтобы я слишком часто наслаждалась видом океана. Наш дом окнами выходил на залив, и, если встать на цыпочки, можно увидеть водную гладь на приличном расстоянии, в прореху между домами. Теплыми ночами мы стояли, насколько хватало сил, на площадке пожарной лестницы, потягивали купленное в ближайшем магазинчике «СиВиЭс» вино из пластиковых стаканчиков и притворялись, что все это очень романтично!

Феликс нашел мне работу в театре – приходить после представлений и убирать в вестибюле и в зале. Я выметала пустые бутылки, брошенные программки, бычки косяков, а иногда вещи самые невообразимые и самые немыслимые, с которыми иметь дело пристало бы скорее токсикологам, взрывникам или пожарным, но никак уж не девушке осветителя. Я ненавидела эту работу, но ради Феликса я пыталась полюбить город. И, как я думала, иногда мне это удавалось.

Например, в угловом кафе, где сигареты продавались по умеренным ценам, где пахло ладаном, а из старинного музыкального ящика, стоящего за стойкой, лилась ливанская попса. В мексиканской булочной через дорогу продавалось вкуснейшее, похожее на спиральки, печенье, обсыпанное розовым сахаром.

Но чаще всего я терпела неудачу. И чем больше я ненавидела место, где пребывала, тем больше ненавидела того, с кем там была.

Пыталась забыться . Мягкое слово. Сосредоточиться на самой себе. Но все было гораздо хуже, глупее и, может быть, более трагично. Я напоминала себе змею, кусающую себя за хвост собственных надежд. Дом, построенный на грязи и зыбучих песках, город, возведенный на тектоническом разломе.

А потом, как чудо, произошло землетрясение. И я убежала. В последний раз, когда я увидела Феликса, он даже не был опечален. Он разговаривал по телефону с электрической компанией и жег аккумулятор только для того, чтобы лишний раз почувствовать свою значимость – вот какой он крутой, отчитывает нерадивого поставщика услуг!

Он помахал мне в проем двери, все еще держа телефон у своих розовых губ. Даже не помог мне с чемоданом.

Но, что было самым ужасным, далеко уехать я не смогла. Не смогла даже вернуться к матери. Зависла немного южнее Стоктона, без денег и без сил. Думала, так и умру в этом мотеле, в номере, отделанном сосновыми панелями с сучками-глазками.

А потом полил дождь, и я не умерла. А когда дождь стал токсичным и принялся проедать металл и камень, подобно кислоте из алкалиновых батарей, я нашла работу в службе спасения. Они целыми грузовиками поставляли нам фильтры и таблетки для восстановления кислотно-щелочного баланса, и мы их распространяли, а потом поехали назад в Сан-Франциско.

Первым делом, как только мне удавалось улучить минутку, я пыталась его разыскать. Но к тому времени он уже исчез – квартира пуста, театр уехал. Все искали всех, и никто не знал, с чего начать. А дождь все шел, и скоро исчезло все остальное. Превращенное в пыль и смытое в океан.