Стив Даффи - За темными лесами. Старые сказки на новый лад

– Я через то же самое жену потерял, – говорит Маршалл, будто для Никс это новость. – Она и предупредила напоследок, и все такое, но хрен там. Хрен им всем. Она же знать не знала, что такое пространство. Знать не знала, о чем просит, каково это для носильщика – оставить космос. Что у тебя в крови, того уже не вытравишь.

Левую половину лица Маршалла пересекает жуткий шрам – память об аварии трехлетней давности. Выброс хладагента, в результате – обморожение. Глядя на него, Никс старается не задерживать взгляда на шраме, но это, как всегда, нелегко. Только чудом глаза не лишился. Треснули бы защитные очки – ходить бы ему одноглазым.

– Может, и со мной то же самое, – говорит она. – Не знаю. Не могу сказать. Конечно, в полете я скучаю по ним. Временами просто чертовски скучаю.

– Но это не заставляет тебя бросить летать и наняться на верфи.

– Эх… Иногда я жалею, что не заставляет.

– Ходить-то девочка будет? – спрашивает он.

– Об этом я стараюсь не думать. Особенно перед полетом. Как бог даст.

Маршалл снова берется за палочки и вылавливает из миски кусочек тофу.

– В один прекрасный день, в не таком уж далеком будущем, заменят нас кооперативы роботами, – вздыхает он, забрасывая белый кубик в рот. – Не многим ли мы жертвуем, если скоро профессии нашей конец?

– Профсоюзные страшилки…

Никс пренебрежительно машет рукой, хотя понимает, что он, вероятнее всего, прав. Слишком уж многих издержек можно избежать, наконец-то полностью избавившись от людей на борту. «Странно, что этого до сих пор не случилось», – думает она.

– Так я к чему: может, стоит подумать о том, как обойтись без особых потерь?

– Ты сам только что объяснял, что выбора у нас нет: что в крови, того не вытравишь, другой жизни мы не знаем и не хотим… Ты уж, брат, определись: либо одно, либо другое.

– Будешь доедать? – спрашивает он, кивнув на ее миску.

Никс качает головой и придвигает миску к нему. Мысли о Майе и Шайло напрочь отбили аппетит.

– Ладно. Как бы там ни было, ты не волнуйся: «терры» – они не страшнее любых других грузов.

– Я и не волнуюсь. В первый раз мне, что ли?

– Верно, сестренка, но я не к тому.

Маршалл подносит белую – такую же беспощадно-белую, как и стойка, и сиденья, и потолки, и стены, и свет – миску к губам и шумно втягивает в себя остатки бульона. Покончив с этим, он утирает губы рукавом и продолжает:

– Может, нам, носильщикам, лучше оставаться холостыми? И не было бы всей этой тоски от старта до посадки…

Никс хмурит брови и тычет в его сторону палочкой.

– Думаешь, возвращаться из одиночного рейса, зная, что тебя никто не ждет, легче?

– Есть в жизни и другие радости, – замечает он.

– Неудивительно, что от такого козла бесчувственного жена ушла.

Маршалл потирает виски и меняет тему разговора. При всех своих недостатках он прекрасно чувствует, куда лучше не соваться.

– А вот с «Касэй» ты раньше не сталкивалась, верно?

– Да, верно.

– Ничего, уж ты-то справишься – да и не раз уже справлялась – с игрушками похуже касэевских.

– Я слышала, отзывы неплохи, – говорит Никс, но голова ее занята совсем другим, и сейчас она от души надеется, что Маршаллу вскоре надоест болтовня, и она сможет вернуться к себе, закинуться парочкой розовых и уснуть часов на шесть-семь.

– На северном конце бульвара Каттаринетта – в Красном Квадрате – есть бордель. Пожалуй, что лучший на всем этом камешке. Я чисто случайно знаком с владелицей.

Нет, Никс вовсе не ангел и вовсе не выше того, чтобы искать утешения у шлюх в разлуке с Шайло. Ведь месяцы копятся, копятся… Месяцы в рейсах, в бесконечном ожидании на орбите Фобоса, недели среди красной пыли и изнуренных тяжким трудом колонистов…

– Зовут ее Падди, – продолжает Маршалл. – Просто скажи ей, что ты старинная подруга Маршалла Мейсона Чаудри, и она позаботится, чтобы тебя обслужили как надо. И не эти полуголодные крестьянские девчонки. Товар будет высшего сорта.

– Очень любезно с твоей стороны. – Никс встает. – Непременно воспользуюсь.

– Пустяки, – небрежно отмахивается Маршалл. – И, слышь, еще раз повторю: груза не бойся. Что «терры», что алюминий, что фарма – все едино.

– Черт возьми, не впервой мне «терры» возить. Сколько раз повторять?

Однако про себя Никс думает: «Если “терры” ничем не отличаются от всего остального, откуда берется семипроцентная надбавка за риск?» Нет, она никогда не спросит об этом вслух, но как тут не задашь этот вопрос самой себе?