Анжела О'Риордан - Блуждающая в темноте

Кристина посмотрела вдаль, у самого горизонта, под небом, уже начавшим возвращать себе кроваво-красный цвет, белела гряда скал. И одинокое дерево появлялось из мерцающей туманной дымки посреди равнины, вытягивая вверх усыпанные пожелтевшей листвой ветви. Поле, казавшееся ранее бесконечным, обрело пределы.

Ну что ж, пора отсюда выбираться, прошептал ее внутренний голос.

Трития шла нетвердой походкой, спотыкаясь об торчащие из-под земли корни и невидящим взглядом уставившись себе под ноги. На лице алела свежая рваная рана: от правого глаза, до подбородка. Разорванная блузка едва прикрывала расцарапанную грудь, глаза девушки ничего не выражали, она шла по лесной просеке, не обращая внимания на боль и усталость. Она мечтала умереть, исчезнуть из того ада, куда они попали с Райном, исчезнуть из реальности, только чтобы душевная боль, залившая все ее внутреннее существо, ушла с приходом смерти. Триша вспомнила последний взгляд своего парня и ее вновь пробрала дрожь. Это она уговорила его на эту безумную поездку, она выбирала маршрут и предложила срезать путь по Алтерионскому шоссе. А он погиб, держась в последние мгновение жизни за ее руки. Осознание этого факта с каждым новым напоминанием ранило ее еще сильнее. Трития шла по темному лесу, тени от деревьев скрывали окружающее пространство. Около получаса назад она испытала самое страшное событие своей жизни. Этот дьявольский мир оживил страшные воспоминания ее детства, воспоминания, окончательно убившие в ней взрослую двадцатипятилетнюю девушку. Сейчас она чувствовала себя маленькой беззащитной девчонкой, как и тогда, в школе, в годы издевательств и унижений. После вернувшегося кошмара ей больше не хотелось жить.

Трития остановилась, перед ней стоял тот шкафчик с зеркалом, что они увидели, когда в последний раз пытались найти спасительный выход. Она помнила, что разбила тогда зеркало, но здесь оно, без единой трещинки на гладкой поверхности, отражало ее усталое измученное лицо, и красной губной помадой на нем было выведено одно единственной слово. УРОДИНА. Триша всхлипнула, отступая назад; оскорбление, о котором она с таким трудом смогла забыть, вновь вернулось в ее жизнь. Она смотрела на свое отражение, все больше и больше убеждаясь, что надпись на зеркале не врет. И ее лицо, так же как и десять лет назад, напоминает уродливый оскал. Ее взгляд упал на блестящую поверхность шкафчика, где среди рассыпанной в беспорядке косметики лежал черный револьер. Она взяла его в руки, тяжесть оружия не соответствовала его небольшому размеру, холодный металл успокаивал разгоряченную кожу.

Вот он, единственный выход, Триша, произнес ее внутренний голос. Спасение от боли. Правду не скрыть, как бы ты не старалась этого сделать. Покончи раз и навсегда со своим страданием, со своим уродством. Положи конец своему бессмысленному и жалкому существованию.

Она не стала долго раздумать, слишком сильно обжигала грудь ненависть к самой себе. Где-то сзади раздался крик, ее имя выкрикнула та девчонка, встретившаяся им с Райаном у машины, но она не обратила на это никакого внимания. Холодный ствол коснулся виска, Триша зажмурилась, всхлипывая и дрожа от страха. А потом ее палец нажал на курок.

Кристина увидела Тритию слишком поздно. Она знала, что не сможет ничем ей помочь, что Триша не видит ничего, кроме своих чудовищных заблуждений. Сила Сатори позволяла девушке полностью прочувствовать на себе то, что чувствовала Трития, сжимая в руках револьер. Страшная опустошенность. Душевная боль, сьедающая тело. И слепая вера иллюзиям, кажущимся такими реальными, правдивыми. Ошибка, цена которой оказалась очень велика. Кристина выкрикнула ее имя, но девушка уже не слышала ее. Она не слышала ничего, кроме лживого внутреннего голоса страха. И Триша не смогла его ослушаться.

Кристина отвернулась, чтобы не видеть страшной развязки, и когда раздался выстрел, а после него мягкий звук удара тела об землю, она прикусила нижнюю губу, чтобы не расплакаться, и ускорила шаг. Каждый из нас ходит с собственным револьером, взведенным у виска , подумала она. Перед глазами стоял последний запечатленный памятью образ Тритии, приставившей оружие к голове. Если бы только мы поняли, что на курок нажимают не люди, желающие нам зла, не трудные события, угрожающие благополучию жизни. Нажимаем мы сами. Револьер отчаяния и безнадеги со стальными патронами страха. А еще ей в голову пришла тяжелая мысль, что, если бы не Сатори, она, возможно, поступила бы также, как и несчастная Трития.