Николай Басов - Подлодка «Комсомолец»

– Это возможно? – спросил Кашин.

– Нет. Глубоководные титановые корпуса способны выдержать даже небольшой внутренный взрыв, не то что обычный пожар.

– Если пожар был обычным… – неопределенно пробурчал Патркацишвили.

Но Евтухов его не услышал. Инженер смотрел в угол комнаты немигающими глазами и говорил:

– В 17.18 лодка затонула. Люди оказались в воде, плоты удалось спустить не все. На борту оставались люди, несколько человек сумели пробраться в аварийную всплывкамеру. Она тоже оказалась задымленной, поступил приказ надеть дыхательные аппараты, кстати, капитан третьего ранга, отдавший приказ, сам не успел этого сделать, и глотнул угарного газа под давлением. От этого он…

Шляхтич мельком посмотрел на Веригину, та кивнула.

– Под давлением газ проникает сразу в кровь, смерть может наступить мгновенно, быстрее, чем от хлора, например, – пояснила она.

– Лодка опускалась на грунт. По причине неисправности механизма отделения всплывкамеры от лодки, ее не удалось задействовать сразу. Люди согнули ключи в дугу, но не могли освободиться… Лишь когда лодка подошла к отметке полтора километра, она вдруг сорвалась и полетела наверх. На поверхности лючные защелки сорвало, мичмана Черникова выстрелило вверх разницей давления, ударом о край люка ему раздробило череп. Потом плавкамера стала тонуть, ее захлестнуло волнами. – Евтухов вздохнул. Помешал ложечкой остывший чай, о котором совершенно забыл. – Люди боролись за жизнь в ледяной воде. Лишь через сорок минут к ним подошла плавбаза «Алексей Хлобыстов», а позже крейсер «Киров». Им оказали возможную помощь от переохлаждения, но они продолжали умирать. Как все подводники, просили перед смертью покурить… – Он помолчал. – Думаю, она так и останется на дне. При подъеме ее корпус может переломиться. А если не переломится, то транспортировать ее по Норвежскому, Баренцову и Белому морю, скорее всего, невозможно. Она создаст чрезмерный радиационный фон. Правды о том, что там произошло, мы не узнаем еще и потому, что вся лодка, как я думаю, превратилась в спекшуюся, сплавившуюся воедино болванку.

– Вы считаете, это обычная авария? – ровным голосом спросил Колупаев.

– Нет, я не считаю, что это обычный пожар. Я не считаю, что моряки допустили хоть какую-то ошибку и действовали неправильно. Я не считаю, что лодки должны тонуть, выгорев изнутри, будто груженые хлопком… Но осознать, что произошло, как я уже признался, мы не сможем.

Марево за окном стало чуть-чуть гуще. Кашин поднялся, протянул Евтухову руку.

– Спасибо. Вот только… Почему вы сказали про хлопок?

– Самые страшные пожары на флоте происходят с танкерами и с груженными хлопком сухогрузами. И то, и другое мы практически не научились гасить. Нефть – потому, что она… нефть. А хлопок, даже прессованный, содержит слишком много кислорода, даже пенно-фреоновые системы пожаротушения с ним не справляются. Он продолжает тлеть, пока не выгорит весь, разумеется, с кораблем вместе. И очень редко удается его выгрузить и выбросить за борт.

– А если затопить тот участок, где он горит? – спросил Патркацишвили.

Евтухов чуть усмехнулся.

– Тогда он разбухает, создает довольно плотную защиту от воды, а внутри продолжает тлеть. Вода при этом кипит в трюме, как в чайнике.

Город, который одним не слишком умным журналистом был как-то назван северным Севастополем, раскинулся перед Кашиным и Веригиной. На Севастополь он не был похож совершенно – другие дома и люди, другой климат и ландшафт, другое небо и море. А вытянутая почти строго с севера на юг узкая, всего в несколько километров долина, залитая водой, похожая на фиорд, никак не напоминала кружево Севастопольских бухт. Подводные лодки, и породистые, океанического плаванья корабли даже на взгляд Кашина отличались от каких-то не очень грозных южных кораблей. Впрочем, возможно, он ошибался, и на него производило впечатление именно обилие субмарин.

Вторую половину предыдущего дня он с Веригиной просидел в отделе кадров, перебирая личные дела капитана подлодки «Комсомолец» Евгения Вагина, вахтенного капитан-лейтенанта Верезгова и инженер-механика Юдина, того самого, который отдал приказ использовать дыхательные аппараты во всплывкамере, но не успел ими воспользоваться для своего спасения. Все они жили в этом городе, как и некоторые другие офицеры погибшего корабля, вместе с семьями, хотя теперь некоторые семьи отсюда уехали, чтобы не видеть лиц, не слышать соболезнований.