Андрей Дашков - Глаз урагана

– Надеюсь, у вас нет сомнений по поводу важности вашего мальчика?

Его надо сохранить во что бы то ни стало, – продолжал между тем старик с ледяным спокойствием. И леденящим, если на то пошло.

Он изъяснялся так странно («по поводу важности вашего мальчика»!), что Марк даже не сразу понял, о ком, собственно, идет речь. И вообще – о живом ли существе? Не о семилетнем же ребенке, в самом деле?! А когда понял, то задохнулся от праведного гнева: «Важность?! Что ты знаешь о том, насколько он важен для меня, папаша? Ведь он – мой единственный сын. Или это не я, а ты держал его на руках, когда ему было четыре месяца и он задыхался? Или это ты тупо молился, хватаясь за маленькую белую ручку, как за соломинку, и бессмысленный захват не могли разорвать все время, пока реанимационная бригада делала свое дело?..

Или три года назад, на речном пляже (наш последний на сегодняшний день пикник!) – разве это ты, старая развалина, сорвался с места, отбросив пластмассовый стакан с водкой и едва не подавившись куском мяса, тяжело рухнул в одежде в омут и поплыл, рассекая вязкий черный кисель, устанавливая немыслимый собственный рекорд скорости (при этом казалось, что барахтаешься на одном месте) и отчетливо понимая, что если ЕГО не вытащишь, то и самому незачем плыть обратно, и скорее всего на это не хватит сил и просто не останется воли к жизни?..»

Там, на реке, Марк уже не молился, догадываясь подсознательно, что все зависит только от него… А моментом истины был тот, когда он прикоснулся к телу, трепетавшему в беспросветной глубине, внутри отвратительной субстанции – мертвой и все-таки сверхъестественным образом ОХОТИВШЕЙСЯ за маленькой жертвой…

И когда он эту жертву забрал, выхватил из владений бесформенного демона, стихия воды предприняла последнюю попытку взять их обоих. Ее вязкость изменилась. Что-то взорвалось у Марка в ушах, а в глазах и без того колыхалась чернота, и мокрая, аморфная, многопалая рука проникла ВНУТРЬ, поглощая, вбирая в себя остатки кислорода и цепляясь за стенки легких тысячами микроскопических крючков, и закрепившись надежно, рванулась обратно, и он едва не выблевал свои внутренности в окружающий мрак…

А после появился свет, было чудо нового рождения, голубое небо, и ребенок дышал, выплевывая жижу, которая чуть не стала причиной его гибели, и самая никчемная жизнь показалась бесценным подарком, раем, и Марк чуть ли не впервые был благодарен за каждое прожитое мгновение тому безликому, что сталкивало существа и силы в безжалостной игре вероятностей и позволило ему протянуть еще немного, задержаться ненадолго по ЭТУ сторону, пока везде и всюду, в клетках и в Галактике, продолжалась непрерывная, смертоносная пляска…

«И разве это ты, старик…»

– Я уважаю ваши родительские чувства, – заметил незнакомец, прерывая его бессвязный внутренний монолог. Возможно, он читал по лицу или просто хорошо изучил человеческие мотивы и реакции. – Более того, я пытаюсь помочь вам и ему. Если вы проявите благоразумие, он выживет, а вы исполните свой долг до конца. Иначе все было напрасно…

«Что было напрасно?!» – хотелось завопить Марку, но вместо этого он выдавил из себя что-то банальное и невнятное. Человекообразная кукла с несомненными телепатическими способностями превращала его потуги сопротивляться в жалкую клоунаду.

– Ему что-то угрожает? – спросил он, разомкнув одеревеневшие губы.

– Бессмысленный разговор, – оборвал его старик. – Он в смертельной опасности. Если вы этого до сих пор не поняли, значит, вы просто слепой кретин. Даже сейчас, пока мы здесь болтаем, может произойти все что угодно. Самое худшее. Время – не только деньги, и я не блефую. Мое предложение таково. Я принимаю на себя все расходы и заботы по его воспитанию. Я богат и обладаю кое-каким влянием. У меня обширные возможности, которые намного превышают возможности средней семьи. Ваш сын не будет ни в чем нуждаться. Но главное – его будут хорошо охранять. Вы и ваша жена получите приличную компенсацию. ОЧЕНЬ приличную. Речь идет о шестизначных суммах, с помощью которых вы, надеюсь, сумеете реализовать любые ваши мечты, желания и планы. В конце концов, заведете другого ребенка. Да хоть пятерых!.. Вам, вероятно, кажется, что я предлагаю вульгарную сделку, но мне некогда обсуждать каноны обывательской морали.

– Другими словами, вы хотите купить у меня моего сына?

Старик поморщился и резко махнул рукой, будто отметал подобные трактовки ввиду их примитивности и при этом ему крайне досаждала человеческая ограниченность. А отцовский гнев и вовсе был лишней эмоцией, пережитком дикости.