Андрей Дашков - Мокрая и ласковая

Как ему захотелось оказаться под защитой каменных стен, человеческого общества, в тепле и покое! Дома на том берегу дразнили желтым светом, падавшим из окон; они излучали надежность и респектабельность. Артур дернулся вправо, влево… Шансы были одинаковыми, как у буриданова непарнокопытного. Определить форму озера и предпочтительную дорогу в темноте было невозможно. Он схватил Зою за руку и потащил вправо, руководствуясь своей недоразвитой интуицией.

Десять минут ходьбы по берегу… Незадачливые любовнички стучали зубами от холода и быстро теряли надежду. Артур смотрел влево. Огни почти не сместились, что было обидно. Озеро оказалось больше, чем он думал. Ему хотелось выть и что-нибудь ломать; его переполняла энергия отчаяния.

Крутой спуск; под ногами захлюпало. Небольшой заливчик зарос камышом. Артур не заметил бы лодку, если бы не врезался в борт ногой. Старая плоскодонка лежала на берегу; весел не было, но он был готов грести руками. Утопая в жидкой грязи, он столкнул лодку на воду, почти уверенный в том, что ветхая посудина затонет через пару минут. На дне лодки плескалась черная лужа, однако вода почти не прибывала. Он промочил ноги, и это троекратно укрепило его решимость. По его расчетам, было далеко за десять часов вечера. Он помог Зое забраться в лодку и бросил рюкзак ей на колени. Потом оттолкнулся от берега и присел на корме.

Лодка медленно двигалась по узкой протоке, раздвигая корпусом камыши. Артур цеплялся за стебли и тянул их на себя, пока не выбрался на чистую воду. Здесь он огляделся по сторонам. Судя по озаренным луной верхушкам деревьев, западная и восточная оконечности озера находились от него на равном расстоянии. Темный горб впереди и справа мог быть островом…

Он начал грести ладонями; это согревало его, и к тому же, у него появилась ясная цель. Прямо перед ним маячило серое испуганное лицо Зои. Он осклабился, снова ощутив себя хозяином положения…

Вода была ледяной и показалась ему какой-то вязкой. Он непрерывно работал руками в течение десяти минут. Берег отдалился и слился с темной полосой леса. Лодка была крайне неустойчивой. Артур чувствовал себя мухой, ползущей по поверхности зеркала. Очень ГОЛОДНОЙ мухой. Вода скапливалась на корме и вскоре насквозь пропитала не только его кроссовки, но и джинсы. Гениталии съежились до минимального и смехотворного размера. Артур продолжал яростно грести, выдыхая ругательства вместе с воздухом.

Вдруг он заметил странную вещь: светящиеся прямоугольники окон не приближались. Более того – их заволакивала туманная дымка, хотя раньше не было и намека на испарения. Он никогда не слышал о НОЧНОМ тумане… Бесформенные дымчатые клочья подтягивались со всех сторон к середине озера. Это выглядело, как сжимающееся кольцевое облако, внутри которого заблудился тусклый болотный свет. Вскоре оно поглотило последние ориентиры.

Артура охватила легкая паника. Он облизал губы и попытался сосредоточиться на своем однообразном и не слишком эффективном занятии. Он думал, что его кисти потеряли чувствительность, но когда к его коже прикоснулось что-то, он сразу же ощутил это. Плавающие водоросли? Гниющая ветка? Дохлая рыба?.. Прикосновение повторилось еще дважды, прежде чем он перегнулся через борт и стал всматриваться в глубину.

Его страх был неосознанным и до сих пор представлял собой некое внутреннее неудобство. В воде мелькнуло что-то свинцово-бледное, похожее на рыбий живот. Он все еще испытывал брезгливость, а не ужас… До той секунды, пока белые и твердые, как фарфор, пальцы не обхватили его запястье. Тогда он закричал, однако ватный туман поглотил все звуки… Артур помнил перекошенное и смазанное лицо своей подружки. Возможно, она тоже кричала, но он ничего не слышал…

Все перевернулось, и в холодном сумраке, озаренном сиянием умирающей луны, он увидел совсем другое лицо.

Жена Гальберта почувствовала «легкое недомогание» после восьмой (по приблизительным расчетам Стеклова) рюмки коньяку. Она предложила ему осмотреть парк, выделив в качестве сопровождающего одного из своих «мальчиков». Тот был моложе ее раза в два с половиной, но старушка называла его не иначе, как Федор Михайлович. Стеклов чуть не поперхнулся ледяным апельсиновым соком, услышав это.

Одухотворенное лицо Федора Михайловича не выражало ничего, кроме скуки. Нижняя челюсть вяло двигалась, перемалывая резинку. К желанию гостя спуститься на берег озера он отнесся вполне равнодушно, озабоченный лишь тем, чтобы не испачкать брюки своего дорогого темного костюма. Ему были известны гораздо более утомительные барские причуды, чем осмотр никчемной лужи, не пригодной ни для купания, ни для рыбной ловли.