Андрей Дашков: Презумпция виновности

Мозгляк вылез наверх, чтобы насладиться природой. Этот никогда своего не упустит. Он поздоровался со мной как ни в чем не бывало. И я понял: жизнь моя продлится не дольше этого чудесного дня… Мне в общем-то безразлично, каким будет «увольнение». Пуля в висок – самый быстрый и безболезненный вариант. Это могло бы утешить, если бы только я не знал о неизбежном воскрешении! В лучшем случае снесу себе кусок черепа и стану паралитиком. Так что придется найти убийцу помилосерднее, чем я сам. Но среди «каинов» искать бесполезно, а Мозгляку я для чего-то нужен, хоть и не понимаю, для чего именно.

– Жизнь коротка, и надо успеть взять от нее все! – поучал меня босс, развалившись на диване и самодовольно поглаживая брюхо. И щурил водянистые глазки, как сытый кот. Я сильно сомневался, что его жизнь действительно коротка.

У горизонта яблоневый цвет сливался в бледно-розовую пену, которая пузырилась поверх зеленого моря и скрывала изуродованную землю. Вблизи сады напоминали рваное и окровавленное платье невесты. Наш бронепоезд вспарывал неподвижное облако ароматов, разбивал хрустальный айсберг тишины, будто черный смрадный ледокол, и волочил за собою траурный шлейф дыма. Это было похоже на осквернение чистой душой и телом девственницы железным орудием насилия. Ритуал, старый, как вера…

Отчего-то я представил себе, как позади нас «кашляют» и «задыхаются» тысячи проклятых друидов, превращенных в зеленые застывшие тени. Искры вылетали из адской топки; копоть и сажа оседали на едва проснувшихся деревьях. Высокая труба изрыгала блевотину механического монстра. И еще неизвестно, что больше нравилось Мозгляку – сама окружающая хрупкая красота, застигнутая в растянувшийся момент крушения, или ощущение сатанинской власти и мощи: ведь тот, кто может уничтожить совершенство, почти подобен тому, кто его сотворил…

А потом сады поредели; лишь кое-где остались розовые острова, похожие на стаи околдованных фламинго. Вскоре и они распались на отдельные деревья – уродливые, скрюченные, вырождающиеся… Сад еще мог показаться издали красивым; отдельное дерево – никогда. Чертовски похоже на человечество!

Снова «Ти-Рекс» мчался по голой, выбритой ураганами степи, набирая максимальную скорость, пока позволяли рельеф и состояние рельсового пути. Я шарил биноклем по сторонам; удобных мест для засады в пределах видимости не наблюдалось – если только компы не научились закапываться в твердую, как крышка гроба, почву. А вот мина или подмытый откос – это уже по части Господа Бога. Нас привели сюда, чтобы мы сыграли в рулетку в его казино, не спрашивая согласия ни у кого, даже у Мозгляка. И ставки взлетели до потолка с тех пор, как мы сели на адский поезд.

Старая, добрая немецкая оптика! Благодаря ей я заметил Черного Ангела издали. Но это не означало, что я выиграл время, – все равно уже ничего нельзя было изменить.

И сразу накатила тошнота. Утонченный Мозгляк назвал бы это «плохим предчувствием». Наверное, мой желудок куда нежнее сердца!.. Солнце превратилось в глумливый глаз, висящий в фокусе голубого параболоида небес, – и отчаянно захотелось выбить его камнем или пулей, чтобы наступила тьма, которая сокроет мой позор. Ведь когда является Судейский Посол, унижения не миновать. Не важно, по чью душу; я давно перестал получать мелкое удовольствие, наблюдая, как из других людей начинает сочиться дерьмо – стоит лишь надавить посильнее…

Почти тотчас же зоркий Рюха, отбывающий вахту машиниста, начал тормозить.

– Что там такое? – лениво осведомился Мозгляк, которого сила инерции слегка побеспокоила и прижала брюхом к спинке диванчика. Мне пришлось вцепиться в ограждение. Гыдло, сидевшее на корточках возле пулемета, едва не вылетело с платформы.

– Черный Ангел.

Кажется, меня выдало совершенное безразличие, с которым удалось произнести эти два слова.

– А-а, давненько их не было… – Мозгляк зевнул и поморщился от скрежета колес – Рюха применил экстренное торможение, чтобы, не приведи Господи, не раздавить Посла. Все знают, что бывает за Покушение. На моей памяти никто, даже самые закоренелые маньяки, не решался на это. А психи внезапно становились нормальными, как только получали Вызов…

Вот и сейчас я не ощущал ничего похожего на спокойную готовность сражаться и умереть. Наоборот, меня охватила отвратительная слабость: ватные конечности, пустота в голове и горькая желчь во рту… Мне оставался еще год до конца срока: двенадцать месяцев – пятьдесят с лишним недель – триста шестьдесят дней и ночей с Жасмин… Я тщетно надеялся, что Судейская канцелярия тоже в курсе этой нехитрой арифметики…