Андрей Дашков - Войны некромантов

Он больше не вспоминал. Все усилия оказались бесполезными. Существовало два Руди – ДО и ПОСЛЕ пребывания в монастыре. Между ними находилась непроницаемая завеса некоего искажения.

Чудовищное положение. И, скорее всего, непоправимое...

Его личная катастрофа заключалась в том, что он не мог обнаружить мотивы своих поступков и устремлений. Причины того, что поступал так или иначе. Это не имело ничего общего со сверхсознательным или с безмолвием разума, присущим просветленным. Хаотические течения носили его, как щепку. Все совершалось помимо его воли, и вместе с тем во всем была неотвратимость...

Не существовало более абстрактного слова, чем слово «свобода». И даже выбор – «жить» или «умереть» – был в подавляющем большинстве случаев не его выбором. Но и существа вокруг него были подвержены тысячам разнообразных влияний. Не всегда представлялось возможным отличить внутренние влияния от внешних, личное и подсознательное – от воздействия среды. Каждый, кого он знал, был марионеткой, и тысячи пальцев дергали за веревочки. Это были отнюдь не божественные пальцы...

На последнем Руди сосредоточился, прежде чем сделал окончательный вывод: ЕГО ОКРУЖАЛИ ЗОМБИ.

От этой мысли ему не стало ни лучше, ни хуже. Разница между ним и всеми остальными заключалась в глубине зомбирования. У него не было иллюзий, а самое главное – он утратил способность страдать. Даже собственную ущербность он вычислил равнодушно.

...Сгустком чего-то неописуемого он вливался в бренное тело. Зачем? Он по-прежнему не знал ответа.

Причиной было притяжение. Колдовство. Сила. Уанга. Вероятно, влияние боко... Так был устроен его мирок. Бастарда Рудольфа превратили в слишком простое существо, чтобы оно имело наглость роптать.

Наконец произошло слияние. Руди втиснулся в тесную клетку ребер, три из которых оказались сломанными, погрузился в рыхлую плоть, и его восприятию снова пришлось довольствоваться жалким набором из пяти органов чувств.

Потом он занялся поисками Реаниматора. Сначала внутри себя. Безрезультатно. Собственный организм оставался для него загадкой. Тогда он попытался найти Реаниматора снаружи. Он ожидал увидеть настоятеля Дресслера... Хунгана... Может быть, даже Иисуса. Дальше этого его фантазии не простирались.

Веки лежащего человека дрогнули, потревожив лужицы воды, в которых отражалось небо, перечеркнутое широкой черной тенью пограничного столба. Руди открыл глаза, и на протяжении некоторого времени дождевые капли ударяли прямо в зрачки. Несмотря на это, он смотрел. Пустота в его взгляде сменялась ужасом.

Вершина столба была пуста. Каменный Страж Границы, Демон Розы Ветров, Барон Самеди исчез. Потоки воды стекали по гладкому монолиту, как сотни лет назад. Раньше Руди и не представлял, что мир может оказаться до такой степени пустым.

...Он попытался встать и вспомнил другое: грохот выстрелов, запах гари, мощные удары в грудь и самое неприятное зрелище в его жизни – «питон» ан фас, плюющийся искрами и кое-чем похуже...

Вокруг было безлюдно и тихо, поэтому в первую очередь он занялся собой. Разорвал рубашку, вернее, то, что от нее осталось, и тупо уставился на шесть оплавленных металлических шариков, вдавленных в его кожу на груди и животе. Было похоже, что кто-то специально оставил на его теле этот сувенир.

Шарики тускло поблескивали. Руди вытащил один из углубления, как раз подходящего по размеру. Сомнений не осталось – серебро. Когда-то это были револьверные пули...

Ошарашенный новой загадкой, он перекатывал шарик в ладони. Пальцы другой руки продолжали ощупывать тело. Поднеся их к глазам, он увидел многочисленные бескровные порезы. Зато на месте попаданий были только вмятины и звездообразные шрамы. Целое созвездие шрамов там, где должно было бы остаться перепаханное пулями и никуда не годное мясо...

Одна из пуль угодила точно в его подкожный карман и превратила золотые диски в осколки, веером топорщившиеся над правым соском. Он извлек самые крупные из них, а те, что помельче, пришлось оставить до лучших времен, когда в его распоряжении окажется пинцет. Он не очень надеялся, что такие времена действительно наступят.

Он встал в полный рост и оперся на столб. Впечатлений у вернувшегося с того света было слишком много. Дождь поливал его ледяными струями, но зато смывал грязь. Руди остался почти голым, если не считать брюк, превратившихся в некое подобие набедренной повязки. Лучше всего сохранился кожаный пояс.