Дмитрий Скирюк - Блюз чёрной собаки

— Ты идёшь?

— Куда?

— Сейчас объясню.

Всё оказалось проще, чем я думал. Гордое, хотя и малопонятное имя «ГосНИОРХ» носил институт, находившийся поблизости. Мы не могли предполагать наверняка, но если мой секретный информатор продолжал играть в подсказки, то писатель, видимо, скрывался там.

— Это как-то расшифровывается? — осведомился я, когда автобус номер восемь высадил нас на улице Чернышевского.

— Да. Только я не помню как.

— Что-то связанное с химией? — предположил я.

— С рыбами.

— С рыбами? — растерялся я. — Тогда что он там делает?

Танука пожала плечами и едва заметно улыбнулась:

— У него там друзья.

Мы двинулись вниз, к дамбе, мимо бывшей «Тортиллы», ставшей магазином запчастей, перешли улицу, спустились по лестнице, дважды повернули и оказались возле библиотеки.

Я сто лет тут не был. Не знаю, что за псих додумался построить центральную городскую детскую библиотеку в таком гадюшнике. Во-первых, не на всяком автобусе сюда доберёшься. Во-вторых, транспортная развязка здесь просто чудовищная: уйма светофоров, круговое движение, а посередине, на острове — старая жилая двухэтажка. Если переходить улицу, то с одной стороны будет крутой поворот и машин не видно до последнего момента, а с другой — длиннющий подъём, перед которым водители загодя набирают сумасшедшую скорость, чтобы зря не газовать. Никто не тормозит, и «зебра» на асфальте нарисована будто в насмешку. Здесь бы здорово помог подземный переход, но в Перми их строят там, где ходят толпами, а вовсе не там, где опасно ходить. В-третьих — справа тянется глубокий лог, кое-как огороженный забором, а внизу течёт речка Егошиха, на крутых берегах которой местные жители настроили сараев и развели террасное земледелие. Как итог, окрестности давно и прочно облюбовали бомжи всех разновидностей. По реке проходит граница меж двумя районами, и, случись чего, врачи или пожарные сперва час выясняют, кому ехать, а часто не приезжают вовсе. Ладно хоть милиция тут своя. Правда, толку…

Однако, я отвлёкся. У библиотеки мы не задержались, Танука потащила меня дальше. Асфальт был — мрак, — сплошные колдобины. По левую руку, как Великая Китайская стена, тянулся белый бок многоэтажки, исцарапанный похабными словами и корявыми граффити. Во двор вели узкие лестничные проходы. В нише обнаружился вход в какое-то учреждение — там-то мы и остановились.

— Это здесь?!

— Да, здесь, — подтвердила Танука и принялась давить на кнопку.

Пока моя провожатая поднимала трезвон, я рассматривал вывеску с надписью: «Пермский филиал Государственного научно-исследовательского института озёрного и речного рыбного хозяйства». Половина букв была оторвана.

— Что-то не сходится, — пожаловался я.

— Что не сходится? — обернулась Танука.

— С названием что-то не так, — пояснил я и произнёс, выделяя каждую букву: — Должно быть — ГосНИИОИРРХ.

— Если всё называть, как положено, хлопот не оберёшься, — недовольно сказала Танука. — Ты ещё ПНОС вспомни.

— А что ПНОС?

— А те тоже сперва назывались: «Пермское Объединение Нефте-Орг-Синтез», — ехидно сказала Танука и прищурилась. — Ну-ка, сократи… Да что они там, уснули, что ли?

И она снова вдавила накрашенным ногтем кнопку звонка. Оставалось надеяться, что девчонка знает, что делает.

Дверь открыл высоченный парень в трикотажной майке, выглядевшей так, словно в неё с расстояния пяти шагов палили картечью, лыжных брюках с пузырями на коленях, весь заросший диким волосом и бородой, как Карл Маркс. Тапкам и сандалетам он предпочитал старые кроссовки без шнурков с отрезанными носами, из которых торчали пальцы босых ног; я в жизни не видел таких больших ступней. Вдобавок, он ещё что-то жевал.

Я обалдел. Типаж был потрясающий. Стало жаль, что камера осталась дома. Я уж было решил, что этот маргинал и есть искомый Севрюк, но Танука сказала: «Привет, Кэп. Севрюк здесь?» — получила молчаливый утвердительный кивок и соизволила войти.

Я последовал за ней. Тяжёлая бронедверь захлопнулась. Несколько секунд я стоял, беспомощно моргая, прежде чем смог нормально оглядеться.

Внутри царили полумрак и кавардак. Институт занимал подвально-цокольный этаж громадного жилого дома. Вдоль него по всей длине тянулся слабо освещенный лампами дневного света коридор, по обе стороны которого располагались кабинеты, комнаты, лаборатории, склады и даже, кажется, библиотека. Всюду громоздилось снаряжение: вёдра, пластиковые тазики, болотные сапоги, оранжевые прорезиненные плащи и спасжилеты, мотки верёвок и уйма герметичных пластиковых банок в картонных ящиках. С зелёных стен свисали сети и неводы. Пахло ацетоном, рыбой и формалином — почуяв этот запах, я мгновенно перенёсся лет на десять в прошлое, когда я учился в медицинском.