Сито подержал стакан, подумал и очень осторожно поставил его обратно.
— Мне иногда кажется, что я вижу, к-кто чем кончит, — серьёзно сказал он. — П-приходит ко мне пацан, ему т-тринадцать, он сидит, играет Цоя, знаешь, морда такая серьёзная, одухот-творённая, поёт: «Белый сне-ег… серый лё-о-од…», а я смотрю на него и думаю: блин, куда ж ты лезешь, сопляк, ты же через год с моста сиганёшь, если играть не бросишь… Д-держи.
Я тоже взял стакан и вдруг задумался. Сказать, что разговор принял странный оборот, значит ничего не сказать. Я посмотрел на занавешенное окно. Вдруг дико захотелось посмотреть, как там, снаружи.
— А те… в которых ты это видишь, — вдруг спросил я, — их ты тоже берёшься учить?
Сито помотал головой:
— Б-было пару раз. Б-больше не хочу.
— Кто?
— Т-ты их не знаешь.
Пока мы говорили, на кухне снова засвистел чайник. Через минуту вернулась Танука с чаем и свежими бутербродами, посмотрела на меня, на Аркадия, снова на меня, сделала бровями: «Ну, как?» Я пожал плечами, дескать, сам пока не знаю.
— Я вот иногда думаю, — вдруг абсолютно трезвым голосом сказал Сито, — если в раю играют на арфах, то на чём играют в аду? Так прикину и этак, всяко получается — на электрог-гитарах… А?
Он подмигнул и криво ухмыльнулся. А у меня по спине побежал холодок. На миг возникло чувство продавливания реальности. Мы оба явно были не в себе. Должно быть, «Боровинка» виновата. И то сказать — полбутылки на голодный желудок… Жуткая дрянь!
Я замахнул последний стакан, заел сыром и вспомнил ещё одну вещь.
— А Игнат?
Сито поднял голову:
— Ч-что Игнат?
— Когда ты брался его учить, у тебя было то чувство? Возникло? А?
Аркадий задумался. Потёр лоб.
— Не помню, — наконец признался он. — Вроде да, а вроде и нет… Точно помню, будто что-то промелькнуло, но я не понял, что это. Сейчас, если бы ты не спросил, даже и не вспомнил бы. Я ещё тогда подумал: далеко пойдёт. Он ведь шарил в музыке, Сорока… по-настоящему шарил.
Мы ещё о чём-то говорили, но ничего существенного я больше не услышал. Напоследок, уходя, я решился спросить, что за дурацкий пенопластовый шар у него на серванте.
— Это буй, — ответил Сито. — От кошелькового трала. М-морского. Мне его один друг подарил, художник-к-концептуалист. Ты его не знаешь.
— А он-то где его взял?
— Н-нашёл. На Дэ-альнем Востоке. Его на берег выбросило. А он там практику проходил или ещё что. Д-давно, лет десять назад. Говорит, самое прикольное было, когда в аэропорту таможенники пытались запихнуть его в просмотровый аппарат.
Тут неожиданно оживилась Танука, поинтересовалась, есть ли у меня компьютер и работает ли, потом повернулась к Ситникову:
— Аркаш, у тебя ведь есть «Мертвец» на DVD?
— Кто? А… Д-да. Зачем тебе?
— Дай посмотреть, я занесу через недельку.
— Бери.
Напоследок Сито собрался проводить нас до остановки.
— Схожу до м-магазина, — объявил он, влезая в брюки и застиранную джинсовую куртку. — Вдруг чего…
К моему удивлению (и немалому облегчению), на улице распогодилось. Тучи ещё остались, но дождь прекратился. На востоке уже синело ясное вечернее небо. Я глянул на мобильный — полвосьмого.
Автобуса ждать почти не пришлось.
— Ну, б-будь здоров, — сказал на прощание Сито, протягивая руку. — Надумаешь поучиться или к-кто знакомый захочет — приходи. Возьму недорого. Ну, м-мочи краба…
Народу почти не было, мы спокойно уселись. Автобус ехал быстро, через остановку.
— Держи. — Танука протянула мне компакт. — Посмотришь дома.
— Слушай, может, завтра? — вяло запротестовал я. — Вымотался я, да пил ещё…
— Как хочешь. — Она пожала плечами. — Как тебе Сито?
— Аркаша? Занятный тип, — признал я. — Он действительно хороший гитарист?
— Классный, — подтвердила Танука.
— У него ж пальцы почти не гнутся. Артрит в начальной стадии, зуб даю. Как он играет?
— Ну да, долго не может. Да долго и не надо — не на сцене же. Он когда-то выступал, у него своя группа была, потом заболел и стал преподавать. Он рассеянный. Сядет играть — и обо всём забывает. Даже о еде. Этот его ремонт уже два года тянется. А видел чайники на шкафу? Он себе нарочно чайник со свистком купил — я посоветовала, а то они у него всё время выкипали и сгорали… Раньше лучше было. А сейчас от него жена ушла.
— Он поэтому пьёт?
— Да не пьёт он! Чего пить-то? Это так — для разговора и вообще. Что двум мужикам сделается с бутылки «Боровинки»… Помирятся. Лучше скажи: ты что-то разузнал?
Читать дальше