Дмитрий Скирюк - Блюз чёрной собаки

И вообще, я не могу подобрать слов!

Начать с того, что я ни фига не помнил. Нет, конечно, что-то помнил — как без этого! — но все воспоминания и мысли так перемешались, что некоторое время я совсем ничего не соображал — кто я, где я и что делать. Мне показалось, прошли часы, но скорее всего, это были минуты или даже секунды. Потом мою левую руку несильно дёрнуло, что-то горячее и мокрое ткнулось мне в ладонь, я вздрогнул, ахнул, опустил взгляд и увидел ЕЁ.

Собака была чёрной и громадной. Чтоб лизнуть руку, ей приходилось нагибать голову: ростом она была почти мне по пояс. Цепь по-прежнему соединяла ошейник с браслетом на моей руке. Как ни странно, именно это помогло мне вспомнить, что к чему. Возможно потому, что сцена заковки была последним сильным впечатлением, которое я принёс с собой оттуда.

— Так вот какая ты… — пробормотал я.

Звуки собственного голоса показались мне далёкими и приглушёнными — уже знакомый эффект своеобразного «анти-эха», когда слова, слетая с губ, как будто сразу затихают и с трудом доходят до моих ушей. Казалось, я слышу их благодаря вибрации черепных костей. Наверное, так слышат себя глухие, если пытаются говорить. Однако Танука (а в том, что это именно она, вернее, её alter ego, я не сомневался) меня услышала, прекратила теребить за руку и уселась рядом, терпеливо ожидая, пока я соберусь с мыслями. Наконец-то я смог разглядеть её вблизи, заглянуть ей в глаза, и первый же взгляд потряс меня до глубины души.

Глаза собаки были белые. Даже не белые, а слепяще-белые, как ртуть, будто оттуда, из глубины, всплывали на поверхность водовороты света. Интересно получается, растерянно подумал я: там — черноглазая блондинка, здесь — чёрная псина с белыми глазами. Это случайность? Закономерность? Собака никак не реагировала. Я смотрел на неё довольно долго, надеясь отыскать какие-нибудь знакомые черты, удостовериться, что это и впрямь она, моя Танука, но взгляд скользил и ничего не улавливал, кроме разве что глаз. Уши и хвост на месте (хотя купированный оборотень — это было б уже слишком). Определить породу мне не хватило знаний, а так она была высокая, чёрная, с гладкой шерстью. Я читал, что собачьи породы делятся на акромикриков и акромегаликов, то бишь на собак с бульдожьей, «сплющенной» физиономией, будто по ней треснули сковородкой, и собак с вытянутой мордой, вроде борзых или колли. Эта не относилась ни к тем, ни к другим. Волчий «стандарт». Но даже при беглом взгляде ясно, что псина та самая, которая мерещилась мне в кинотеатре, в подземелье и вообще.

Хотя, наверное, не мерещилась, а просто показывалась.

Мне стало не по себе. Не поймите меня неправильно: не то чтоб я боялся, просто находиться с ней рядом было жутковато. В самом деле, чем моя Танука не баргест? Напугать кого-то для неё раз плюнуть, хочешь, просто так, а хочешь, как того матроса, — лязганьем цепей. Я-то, может, и доверял ей, вопрос — доверяет ли мне она?

«Она говорила, что не может убить человека», — напомнил я себе и только после этого соображения немного успокоился.

Как только мои мысли более-менее пришли в порядок, я огляделся и сразу обнаружил странности иного рода. Меня окутывали сумерки, и я по-прежнему находился в лесу, это радовало. Но лес необычный, это тревожило. Я никак не мог понять, в чём заключалась разница, но она определённо была. Как в старой советской «Сказке о потерянном времени», помните? — «Пойдёшь направо — будет лес. Пойдёшь налево — тоже лес. Но если ты в дупло пролез, перед тобой — волшебный лес!»

Вот это и был «волшебный» лес. Я видел деревья, притом вполне чётко, хотя на небе не было ни звёзд, ни луны, да и вообще самого неба не видно — одно переплетение ветвей. Землю покрывали мох, трава, сухие ветки, опавшая хвоя и листья, в общем, обычная лесная подстилка, но ступни их не чувствовали — если я делал шаг, казалось, что под ногами мягкий (хотя и неровный) ковёр. В остальном я чувствовал себя вполне материальным: видел, слышал и дышал, а если трогал — ощущал прикосновения, но тоже как-то приглушённо и издалека, будто мне вкатили заморозку во всё тело. Всё виделось необычайно чётко, словно под большим увеличением, что меня сильно удивило (я близорук, а сейчас был без очков). Мелькнула мысль: может, и здесь работает закон компенсации, и если я плохо вижу там, то хорошо здесь, и наоборот. Ведь недаром, наверное, самая известная ясновидящая, Ванга, в миру была слепа.

Как я уже сказал, видел я отлично, а вот со слухом творилось что-то неладное. Я слышал собственное дыхание, дыхание собаки, хруст веточек под ногами, при движениях цепочка издавала лёгкий звон, но это были все звуки, которые до меня доносились. Ни шороха ветра, ни птичьего крика, ни комариного писка, ни плеска воды. Ничего.