Джинн Калогридис - Дети вампира

Подобно всем бедам мира, вырвавшимся из ящика Пандоры, из гроба выпрыгнула Жужанна. Ее черные волосы заметно поседели на висках. Она была похожа на увядающую розу, еще красивую, но начавшую терять лепестки. Тело Жужанны исхудало, утратив женственность, а лицо вытянулось и постарело. На щеках начали появляться морщины. Карие, с золотым отливом, глаза стали красными, как у ночного хищника, попавшего в полосу света.

Увидев Яна с безжизненно раскинутыми ручонками и торчащим из груди колом, Жужанна взвыла. Я сразу же вспомнил, как выла Герда в тот страшный вечер. Яростно сверкая глазами, вампирша взмахнула рукой, рассекая воздух.

Я принял это за жест отчаяния, поскольку был уверен, что крест не подпустит ее ко мне. Но буквально в следующее мгновение порыв ветра поднял меня с колен и швырнул на каменную стену.

Такой удар вполне мог сломать мне ребра и проломить череп. Во всяком случае, он выбил из моей головы все мысли. Я соскользнул на пол и распластался на холодных каменных плитах, словно тряпичная кукла. Грудь сдавило резкой болью, и мне сразу стало тяжело дышать. Закрыв глаза, я стал усиливать защиту вокруг сердца. Я понимал: нужно любой ценой встать на ноги.

– Убийца! – громко закричала Жужанна. – Ты убил моего ребенка! Ты заплатишь мне сполна!

Ее слова, прорвавшись ко мне сквозь боль и полуобморочное состояние, настолько разозлили меня, что я открыл глаза и прошептал (на большее не хватало сил):

– Он никогда не был твоим. Никогда! И твоя жизнь на самом деле не твоя. Ты крадешь ее у своих жертв!

Однако разъяренная Жужанна не слышала моих слов. Глядя в сторону двери, она крикнула:

– Убей его! Убей! Он лишил меня ребенка!

Обернувшись, я увидел ту самую женщину в крестьянской одежде – виновницу гибели Аркадия. Я сразу понял, что явилось причиной ее чудесного исцеления. Одежда на ней была все та же, но облик волшебным образом изменился: черты лица стали неестественно правильными, фигура приобрела необычайную соблазнительность, а сама она – свойственное вампирам обаяние. Черные, с рыжеватым оттенком волосы теперь сияли, будто на них падал свет заходящего солнца. По приказу хозяйки служанка подняла руку, собираясь так же, на расстоянии, обрушить на меня свою мощь.

Я чувствовал, что просто не выдержу второго удара, особенно если они нанесут его одновременно. Но прежде чем вампирши успели меня атаковать, пространство комнаты сотряс громкий голос Влада:

– Только троньте его, и вам конец!

Теперь уже не я, а Жужанна отлетела к стене. При внешней хрупкости Влад оставался чудовищно сильным. Удар, который наверняка убил бы любого смертного, сопровождался треском камней и отвратительным хрустом. Жужанна сползла на пол и повалилась лицом вниз. В стене чернела трещина с рваными краями, будто туда попала молния.

Я было подумал, что у вампирши перебит позвоночник. Но Жужанна, взмахнув гривой волос, повернула ко мне перекошенное от ярости лицо.

– Клянусь тебе, – прошипела она, обнажив ряд острых нижних зубов. – Ты даже не представляешь, как дорого тебе придется заплатить. Я буду наслаждаться каждой минутой твоих страданий, я буду смотреть, как гниет и разлагается твоя душа. А когда она попадет в ад, где теперь корчится душа Аркадия, вот уж я повеселюсь!

– Замолчи! – рявкнул Влад.

Его гнев мгновенно затмил угрозы Жужанны, как полуденное солнце затмевает дрожащее пламя свечи.

– У меня к тебе, Жужа, было всего одно требование. Помнишь, какое? Никогда не причинять ему вреда, не говорить о нем дурно и не привносить страданий в его жизнь. И как ты выполнила мое требование? К чему привело твое своеволие? Его сын для нас потерян, и теперь мы сами должны расплачиваться!

Жужанна послушно затихла и отвернулась.

Пока Владу было не до меня, я с трудом поднялся на колени и подполз к телу Яна. Колосажатель стоял совсем рядом. Малыш лежал позади моего саквояжа, бледный и тихий. Удивительно, что и он не пострадал от удара, вырвавшего его из моих рук. Если бы не душа Аркадия и не судьба всех прошлых и будущих поколений, уповавших на мою помощь, я бы капитулировал перед вампирами. Я бы уступил им с единственным требованием – позволить мне прежде упокоить душу сына.

Пока я, морщась от боли, втягивал в себя воздух, голос Влада неожиданно стал теплым, нежным и, не скрою, очень приятным для слуха, будто соловьиные трели тихим летним вечером.

– Абрахам, – сказал он, впервые признавая меня тем, кем я стал. – Твой сын еще не доконца мертв. Я способен оживить малыша. И я охотно это сделаю, если ты окажешь мне одну пустяковую услугу. Подойди ко мне. Давай совершим ритуал, и вы с малышом немедленно вернетесь домой.