Джек Йовил - Женевьева неумершая

Так оно и было. Женевьева шагнула вперед и погрузила руку в студеную завесу, ловя лицом брызги.

– Самка, должно быть, проскочила сквозь это, – заметил Рудигер.

Это было великолепное зрелище.

– Пошли, – проворчал граф, зажал рукой нос и бросился в воду.

Какое-то мгновение он был еще виден, похожий на вмерзшего в лед жука. Затем поток унес его. Доремус был потрясен.

– Там должен быть выход в ущелье, – сказала Женевьева. – Он, наверно, выберется вслед за единорогом.

Бальфус прыгнул следом за хозяином.

– А ты из тех, кто не любит текущей воды? – спросил Доремус.

– Да вроде не замечала за собой.

Тем не менее, ни один из них и шага не сделал к завесе.

– Ты можешь слышать голос воды?

Женевьева прислушалась, и ей показалось, что она улавливает какие-то слабые, молящие ноты в реве водопада.

– Я сегодня весь день это слышу.

– Они должны доноситься откуда-то поблизости.

Женевьева огляделась. Для человека здесь было темно, как ночью. Для нее – светло, почти как днем.

– Погаси свечу, я буду лучше видеть, – велела она. Доремус послушался.

За водопадом каменный пол становился более ровным. Резьба на стенах изображала Сигмара, побивающего молотом гоблинов. С точки зрения искусства – посредственно, но свидетельствует об определенном энтузиазме гномов.

Вода бормотала, пела, плакала…

Они отыскали ее в нише, укрытую одеялами мха, с лицом бледным и тонким, почти как у эльфа.

– Сильвана?

Женщина не откликнулась на свое имя.

– Она, наверно, мертва, – сказал Доремус. – Я видел, что отец выпустил две стрелы.

Женевьева опустилась возле женщины на колени и увидела, как та изменилась. Стрелы все еще торчали в ее теле, но они дали побеги, пошли в рост. Из дерева появились зеленые ростки, оперение покрылось цветами. Ее лицо изменилось тоже, стало зеленоватым, как молодая кора, волосы видом и цветом сделались похожи на мох, тонкие руки обхватывали мягкое, рыхлое тело. Она пустила корни там, где лежала. Превратилась в частицу этой бухты. В этом месте ей хватало воды и света.

Женевьева слышала, что эта вода особенная. Пока она глядела на Сильвану, вокруг лица женщины начали распускаться цветы.

– Доремус, – прошептала Сильвана, и голос исходил не из запекшихся губ, а из дышащих ноздрей. – Доремус…

Юноше не хотелось подходить к измененной женщине. Но ей нужно было что-то сказать ему.

Ее голова поднялась, шея начала вытягиваться, будто растущая ветка.

– Рудигер убил твою мать, – произнесла она.

Доремус кивнул, поняв, что сказала ему Сильвана.

Это явно уже приходило ему в голову.

– И твоего отца тоже, – добавила Женевьева.

Доремус широко раскрыл глаза, не понимая.

– Ловко, ловко, – произнес голос позади них.

Перед водопадом стоял Рудигер. С него капала вода, в руке сверкал нож.

– Доремус, – сказал он, – подойди сюда. Я пришел за своей добычей.

Доремус застыл, не зная, что делать.

– Серафина? – спросил он. – Мама?

– Шлюха, как все женщины, – пожал плечами Рудигер. – Тебе повезло, что, когда ты рос, она не портила тебя своей опекой и суетой.

Женевьева медленно распрямилась. В темноте казалось, что ее глаза сверкают красным огнем.

– Я ждал вас снаружи, но пришел лишь верный пес.

То, что было Сильваной, съежилось, голова вжалась в зеленое ложе.

– Вот я и вернулся. – Он помахал ножом.

– Какое убожество, граф, – заметила Женевьева. – Где же ваше другое оружие?

Рудигер рассмеялся, так же как в разгар погони. Он похлопал по колчану.

– Здесь, вместе со стрелами.

– Отец, – заговорил Доремус, – что все это значит?

– Ты больше не должен называть меня так.

– Это был Магнус, – объяснила Женевьева. – Я прочла это по его лицу. У тебя его лицо.

Внезапно Доремус понял свое «дядя», понял заботу, которой всегда окружал его Магнус, понял взгляды, которые тот бросал на портрет Серафины.

– Он был хорошим другом, и его стоило винить в измене не больше, чем этого толстого идиота сегодня ночью, – сказал Рудигер. – Я просто женился на шлюхе, вот и все.

Женевьева подбиралась все ближе к Рудигеру, дюйм за дюймом, всякий раз, как граф переключал внимание на Доремуса. Тот не знал, кому помогать.

– Вампир, – бросил Рудигер. – Стой, где стоишь.

Женевьева замерла.

– Как ты узнала, что я сделал с Магнусом? – спросил он.

– Граф был убит рогом. Единорог пустил бы в ход и копыта тоже.

Рудигер улыбнулся:

– А, это наблюдательность охотника.