Брэм Стокер - Скво

В то время Нюрнберг еще не был так известен, как сейчас. Ирвинг еще не сыграл своего Фауста, а само название ста­ринного города мало о чем говорило многочисленным любите­лям путешествий.

Наш с женой медовый месяц длился уже вторую неделю, и нам очень хотелось, чтобы к нашим странствиям по истори­ческим местам присоединился еще кто-нибудь. Тут-то нам и повстречался этот иностранец, который поразил нас, людей в общем-то довольно жизнерадостных, какой-то особой энер­гией и бодростью. Элиас П. Хатчисон был родом из города Истмейн, что находится в благодатной, но истерзанной вой­ной белых и индейцев Стране Кленового Листа. Он приехал в Европу – мы познакомились с ним во Франкфурте, на вокза­ле, – дабы насладиться красотами древних городов. Мы бы не осмелились подступиться к нему с нашей просьбой, если бы он сам не обронил как-то фразу о том, что путешествие в одиноч­ку превращает даже самого живого и активного человека в мрачного меланхолика, которому самое место в психиатриче­ской лечебнице.

Мы с женой задумали подвести его к сути дела исподволь, потихоньку, поэтому сначала сильно скромничали и туше­вались, боясь спугнуть его. Наконец, заговорили одновремен­но и с горячностью перебивая друг друга. Смешались, замолчали. Потом я решил продолжить, думая, что жена уже не заговорит, но – вот как бывает без репетиции – мой голос опять был перекрыт ее голосом!

Как бы то ни было, а уговаривать Элиаса П. Хатчисона долго не пришлось. Он стал нашим спутником, и выгоды этого события для нас обнаружились весьма скоро. Если, будучи предоставленным самим себе, мы частенько ссорились, то с появлением сдерживающего момента в лице американца мы, наоборот, стали использовать малейшую возможность, чтобы украдкой полюбезничать. Амелия говорила тогда, что впредь она будет советовать всем знакомым молодоженам брать с собой в свадебное путешествие третьего.

Итак, мы вместе отправились в Нюрнберг, по достоинству оценивая путевые заметки нашего нового друга и изумляясь его вкусу к приключениям, благодаря которому он казался нам порой выходцем из авантюрных романов. Кроме того нас забавлял его североамериканский вариант английского язы­ка. Иногда нам приходилось по душе то или иное нововве­дение, но в другой раз мы просто поражались тому, с какой легкостью он уродовал дивный язык Шекспира.

В своем плане осмотра достопримечательностей Нюрнбер­га мы оставили напоследок самый любопытный объект – ста­рый город, окруженный крепостными сооружениями. В день, назначенный для знакомства с ним, мы встретились на вос­точной стороне внешней стены и оттуда начали свой путь.

Старая крепость находилась на скале и возвышалась над городом, защищенная с севера глубокими искусственными рва­ми. Нюрнбергу посчастливилось – как, кстати, мало какому еще европейскому городу – ни разу не стать добычей вра­жеских орд. Его никогда никому не отдавали на разграбление и никогда не предавали огню. Поэтому он имел такой чистый первозданный вид. Фортификационные сооружения на протя­жении столетий почти не использовались, рвы со временем заросли чайными и фруктовыми садами, причем некоторые деревья достигли уже весьма внушительной высоты.

Жарясь под немилосердным июльским солнцем, мы про­хаживались вдоль крепостной стены и часто останавливались, чтобы полюбоваться на восхитительный ландшафт, который с такой высоты весь открывался нашим взорам. Особенно по­этично смотрелась зеленая равнина с голубыми пятнами хол­мов, на которой тут и там были живописно разбросаны дере­веньки со вспаханными полями и выгонами окрест. Совсем как на пейзажах Клода Лорэна.

Удивительно привлекательным выглядел с крепостной стены и сам город с его причудливыми старинными фронтонами, красными крышами шириной в акр, с расположенными по ярусам мансардными окнами. Справа от нас виднелись башни старого города, в ближе всего возвышалась мрачная Башня Пыток, которая считалась самым волнующим среди памятни­ков города. Из века в век переходили рассказы о знаменитой нюрнбергской Железной Деве, как примере наиболее утон­ченной жестокости, на которую только способен человек. Мы с самого первого дня здесь наводили справки об этом ужасе, и вот – дом Девы перед нами.

На одном из наших коротеньких привалов мы перегнулись через перила и заглянули в глубину рва. Перед нами раскры­лась пропасть в пятьдесят-шестьдесят футов, на дне которой залитый солнцем цвел сад. Жара была, как в духовке, воздух плавился и от этого сад словно плыл перед нами. По ту сторону рва в небо поднималась мрачная высоченная стена из серого камня. Справа и слева на поворотах она упиралась в басти­оны. Там же, соперничая в высоте с вековыми деревьями, возвышались и старинные дома, которых безжалостное обыч­но время только еще более облагородило.