Дион Форчун - Жрица моря

Когда же пришло время и факел предупредил о надвигавшейся беде своим мерцанием, старый Жрец Солнца, опасаясь не вынести далекого путешествия, но зная, что ожидало его здесь, приготовился погибнуть вместе со своим храмом. Он передал юноше секретные свитки и священные символы веры. После этого однажды ночью они отправились подземным ходом во Дворец Девственниц и осмотрели всех девушек, спавших под лунным светом, и выбрали ту, которая должна была послужить их цели, и разбудили ее, и увели с собой, завернутую в темное покрывало, пока другие спали.

И посмотрела она в первый и последний раз на залитую лунным светом равнину, где метатели копий и дротиков упражнялись в своем искусстве и где всадники объезжали лошадей, и спустилась на берег по серпантину дороги для торжественных процессий. Задувший на рассвете ветер наполнил паруса их корабля, и они быстро покинули остров. День и ночь, и снова день не переставая трудились гребцы, пока корабль не достиг торгового пути. А на третье утро, на самом рассвете, три громадных волны взметнули корабль к небесам, и содрогнулось морское дно, и в лучах поднявшегося солнца они увидели темное облако дыма и гари — все, что осталось от Погибшей Атлантиды.

И тогда Лунный Жрец, путешествуя мимо «трижды проклятых Бермуд», мимо Азорских островов, привез наконец юную деву, которая должна была стать его Жрицей, в подготовленное им место на Святом острове, что за Островом друидов, неподалеку от Острова святых — Ирландии. Там он оставил ее на попечение опытных наставниц, дабы воспитывали они ее в условиях жестокой дисциплины жреческого сана; сам же он отправился обследовать необжитые земли, и люди звали его Мерлином.

И пришло время, и послали за нею, и привезли юную жрицу, выросшую и обученную, к жрецам, основавшим свою Школу Жрецов на холме Белл Ноул. И тут случилось то, о чем я уже повествовал: напрасным было жертвоприношение, и поднялось море, и поглотило землю. Прилив поднялся по всем каналам болот, и смыло луга и поля обратно в море, и те, кто сеял и пахал, вновь стали рыболовами и охотниками; люди жили в убогих хижинах, построенных на сваях в местах, доселе знавших каменные форты и построенные из дерева дворцы. А Морган Ле Фэй — Жрица Моря и наполовину сестра короля Артура — сидела в своем дворце на равнине острова Авалон и глядела в волшебный колодец, наблюдая развитие событий.

И увидела она, что ее брат-король был предан неверной женою; и что умного Мерлина околдовала юная ведьма Вивьен; и видела она зло, которое поселяется в землях и душах людей, когда некому больше присматривать за угасающим священным костром.

Я рассказал Морган все это, но единственным, что я услышал в ответ, было:

— Ваши сны совпадают с моими.

— Морган, — спросил я, — где же правда?

— Вы не первый, кто задает мне этот вопрос, — сказала она.

— Думаю, что мне лучше пойти искупаться, — произнес я; было очевидно, что больше из нее ни слова не вытянешь.

Когда я вернулся, она занималась приготовлением ужина. На ней было длинное, свободное, платье из бордового бархата; а длинные, похожие на крылья рукава были присобраны на плечах так, что было видно серебристую подкладку; благодаря покрою она могла свободно возиться со своими медными горшками и кастрюльками. У нее были красивые руки: округлые, с крепкими мускулами и мягкой белой кожей, которая, казалось, отсвечивала; ее пальцы были длинными и выразительными в жестах — этому качеству она обучилась в свое время у римлян. Сев на свое обычное место в дальнем конце узкого длинного стола, я принялся наблюдать за ней. Она занималась каким-то особым блюдом французской кухни, которое перед употреблением следовало поджечь; наконец оно замигало язычками пламени, и мы сели за стол.

Не было никакой возможности говорить с нею, когда она занималась готовкой — ведь это было опасным занятием, а к приготовлению пищи она относилась со всей серьезностью — гораздо серьезнее, чем я относился к своим занятиям живописью и даже к работе агента по продаже недвижимости. Более того, Морган никогда не заговорила бы с мужчиной, не накормив его: это правило она выучила у южноамериканских президентов, никогда не раздумывающих долго перед тем, как выстрелить.

Когда, насытившись, я курил и пил кофе, она неожиданно обратилась ко мне:

— Так где же правда, Уилфрид?

— Именно это я и пытался только что узнать у вас, — сказал я, — но вы прервали меня.

— Нет, все было не так, — возразила она, игнорируя мои жалобы. — Вы спросили меня, где же истина, имея в виду нечто определенное. Я же спрашиваю вас, в чем заключается истина как таковая? Мы не можем оперировать понятием одной, отдельной истины, не разобравшись в истине всеобщей. Так где же истина, Уилфред?