Дион Форчун - Лунная магия

Я подошла к нему и произнесла его имя. Он не слышал меня. Страшно рискуя, я прикоснулась к нему рукой. Он зло развернулся, но, увидев меня, сдержался, и в его глазах появилось смущенное выражение.

— Лилит, ты здесь? Что ты здесь делаешь?

— Я приехала на машине, чтобы встретить тебя. Я не хочу, чтобы ты шел домой один. Прежде чем ты приступишь к какому-нибудь делу, мы поедем ко мне и поужинаем.

— Но как ты узнала, каким поездом я приеду?

— Ты же сказал, что приедешь послеполуденным поездом…

— Но Лилит, ты что, ждала здесь все это время, да?

— Да.

— Дорогая!

Он взял меня под руку, и так мы вместе направились к машине, и теперь я знала, что какое бы сильное сопротивление не выстроило до сих пор его больное сознание, все это сейчас разрушено.

Когда я открыла дверцу машины, он сказал:

— Что мне сказать тебе, Лилит? Как тебя благодарить?

Потом мы сели в машину и приехали домой.

И хотя для меня вполне естественным было видеть его полулежащим в моем огромном кресле, между нами возникло какое-то отчуждение, он бы глубоко погружен в размышления. Он даже не курил. На нем был черный галстук, но мужчина всегда оказывается в весьма невыгодном положении, когда приходит утром и демонстрирует свои эмоции. Женщины знают, как себя лучше всего вести в такой ситуации, но мужчины в черных галстуках обычно выглядят весьма жалко.

Я позволила Малькольму сесть, как он привык делать, и думать о своих проблемах, пока он окончательно от них освободится.

— У меня есть кое-что для тебя, — сказал он наконец, привстал и положил мне на колени футляр для ювелирных изделий старинной работы, который, как я заметила, он нежно поглаживал в машине.

Я отпрянула от него. Мне не нравилась идея того, что мне предлагали драгоценности, принадлежавшие его жене, в то время как она лежит в холоде могилы. Он заметил мое движение и ответил:

— Тебе ничего не нужно о них думать, — сказал он. — Она никогда их не любила и никогда не надевала. Я просто хранил их в доме, ведь это надежнее, чем в моих комнатах. Они принадлежали моей матери.

Он снова взял у меня коробочку, открыл ее, и я увидела, что украшение состоит из пяти очень красивых аметистов в тяжелой старинной оправе, дымчатых топазов, агатов и тому подобного. Я вполне могла понять, почему эта пушистая маленькая женщина, миссис Малькольм, не могла их надевать, но они бы в совершенстве подошли мне и прекрасно гармонировали бы с моей одеждой. Так что я сказала об этом Малькольму с особенным удовольствием, надеясь, что это выведет его из оцепенения.

И я достигла цели, радость от того, что он доставил мне удовольствие, разлилась по его угрюмому лицу, и часть угрюмости слетела с него.

— Мне пришлось потратить много времени для того, чтобы отыскать для тебя все это, — сказал он. — Именно поэтому я так опоздал. Я даже не мог мечтать, что ты будешь ждать меня на вокзале; кроме того, я решил, что ехать к тебе сегодня вечером слишком поздно, и, если ты хочешь знать правду, боялся, что не попаду к тебе. Но я не собирался отказываться от украшений, которые хотел для тебя привезти, даже если бы мне пришлось пройти через все семь кругов ада. Практически так и получилось. Знаешь, что сделала эта гнусная женщина, компаньонка моей жены? Заставила Еву сделать завещание в ее пользу! Бедной Еве нечего было оставлять после себя, но это не испугало никого из них. Она оставила мисс Несбитт дом и мебель, и всю одежду, и свой доход от меня на жизнь! Все ей оставила, фактически все, кроме нескольких личных подарков старым друзьям, и приказала ей позаботиться о служанке, так что служанка не отстала от нее.

Бог мой, какой скандал там был! У нее был адвокат на всякий случай, да, да, именно на случай, если меня тоже попросят написать завещание, и он пришел на похороны, а потом возвратился вместе с нами в дом. Я не мог и подозревать, что это был за черт, я думал, что это кто-то из похоронного бюро. По крайней мере, он так выглядел. Потом был обед, а после мы читали это чудовищное завещание. Говорю же, этот адвокат не такой глупец. В распоряжение мисс Несбитт переходила одежда, потому что ей она была полезнее, чем мне, и она, если хотела, могла владеть мебелью, потому что это тоже мне было совершенно не нужно, кроме того, я должен был дать ей что-то в качестве пенсии; но я не собирался содержать дальше этот дом, я хотел его продать, чтобы избавиться от него. Потом адвокат начал запугивать меня. Спросил, как я думаю, насколько факт завершения моего брака отразится на моем профессиональном положении! Я взял его за шиворот и за ремень и пинками проводил по тропинке парка, над воротами, Лилит, а не через них, и еще немного по дороге. Возможно, за оскорбление мне придет вызов в суд, а может быть, и нет; я даже вообразить не могу. У него для этого множество оснований, но у меня тоже было множество оснований выпроводить его пинками, и он должен подумать об этом с профессиональной точки зрения, так же, как и я. По крайней мере, на этот день с ним было покончено.