— Я хочу тебя видеть, — сказал он. — Мне нужно.
— Я знаю, — ее голос был мягким, как будто она ласково улыбалась, когда произносила эти слова. Она провела пальцами по его лицу. — Все хорошо. Ты можешь включить свет.
Сэм повернулся туда, где, как он помнил, у кровати стояла лампа. Он нашел выключатель, но, сам не понимая почему, не решался его повернуть.
— Не бойся, — сказала она.
Он повернул выключатель.
Как взрыв, сверкнула жгучая вспышка света. Но хуже боли, которая опалила его глаза, был мучительный, захлебывающийся рев — адский рев, всепоглощающий, оглушительный рев прожег его мозг.
Сэм не знал, сколько это продолжалось, но когда исчезла белизна ослепления и тишина постепенно вернулась, вместе с ней явилась странная опустошенность и отсутствие ощущения своего тела.
Откуда-то донесся вой боли и страха. Сэм знал, что это его голос — но теперь он, казалось, больше не принадлежал ему.
Она снова заговорила, уверенно и спокойно, словно знала, что это случится и готова была вести его дальше:
— Все хорошо, милый... Не бойся. Теперь тебе ничто не грозит...
В гневе и изумлении он выкрикнул:
— Я ничего не вижу! Где я?
Ощущение тела вернулось — резко, как это бывает после острого шока. Но это не было больно, он просто почувствовал, что стоит на ногах, вытянув перед собой руки, как слепой в поисках невидимых.
Опять он услышал ее голос — так близко, будто он звучал у него в голове:
— Пойдем... Пойдем со мной...
Он почувствовал ее руку на своем запястье — касание столь легкое, словно его вообще не было. Он сделал несколько шагов, и вдруг земля ушла у него из-под ног.
Но он не упал. Просто дом, город и весь окружающий мир внезапно распахнулись в космос. Он почувствовал, что летит, влекомый вверх таинственной, могучей и всеобъемлющей силой. Он знал, что она рядом с ним, но не мог бы сказать, откуда он это знает.
Потом его посетила мысль, что она не рядом, а в некотором роде стала частью его. Эта мысль показалась ему такой очевидной, что он не подвергал это сомнению и не задавался вопросом, как это может быть и куда они направляются.
Он просто решил — пусть все идет как идет; он несся куда-то, и казалось, что так будет вечно...
До полудня Ральф Казабон пытался дозвониться к себе домой, но безуспешно. В первый день он решил не мешать Сэму нести его странную вахту, но на второй стал все чаще задумываться о том, что там происходит, и в конце концов уже не мог сосредоточиться ни на чем другом.
Тем не менее, он позвонил только после завтрака; все утро Ральф осматривал квартиры, которые сдавались в аренду. Пока не нашлось ничего, что подходило бы Джоанне и ему самому, но спешить было некуда: она жила у родителей, и он обещал приехать к ней вечером. Он предложил ей устроить себе небольшой праздник, улететь куда-нибудь к солнцу и оставить позади все ночные кошмары. Джоанне понравилась эта идея, и они договорились обсудить ее за обедом.
Таким образом, сейчас было самое подходящее время выяснить, почему Сэм не отвечает на звонки; и сделать это было бы желательно засветло. Ральф ненавидел признаваться в этом даже себе, но он не имел никакого желания находиться в том доме — в своем доме — после наступления темноты. Он уже смирился с мыслью, что дом придется продать. Даже если события двух последних ночей больше никогда не повторятся, он был не в состоянии заставить себя там жить. И прежде всего, он не мог рисковать Джоанной. Ральф надеялся лишь, что Сэм найдет какой-нибудь способ справиться с той таинственной силой, которая завладела домом, иначе его будет нелегко продать — даже кому-нибудь издалека и за низкую цену.
Ральф долго звонил в звонок, прежде чем вынуть из кармана вторые ключи и вставить их в замочную скважину. Он сделал глубокий вдох, чтобы успокоить нервы, и открыл дверь.
Вешалка по-прежнему валялась там же, где и два дня назад, и ему пришлось протискиваться в дверь боком. Едва оказавшись в коридоре, Ральф увидел Сэма Тауна.
Его обнаженное тело лежало лицом вниз на ступеньках лестницы. Руки были раскинуты, словно в попытке остановить падение, а шея искривлена под углом, который не оставлял сомнений в том, что он мертв. Глаза мертвеца были открыты, словно Сэм потрясенно смотрел на лужу собственной крови, застывшей на полу, — темно-красное пятно, которое казалось почти черным в исчезающем свете позднего солнца над Манхэттеном.
— Если я не вернусь туда, — сказала она, — эта история будет преследовать меня до конца жизни, а я не хочу. Я должна хотя бы раз пройти по дому, и тогда с этим будет покончено. Экзорцизм.
Читать дальше