Вначале он хотел спуститься на веревке, но побоялся, что его примут за грабителя, вызовут полицию. К люльке жильцы уже привыкли, удивляться не станут, к тому же, и Гандуму, и доне Этельвине он сказал, что пойдет проверить, не повредило ли дождем крепления и механизм. Вот он и проверяет. Фонсека забрался в люльку, пристегнулся, нажал на кнопку. Хорошо ухоженная исправная люлька вздрогнула, бесшумно поехала вниз. У антикваршина окна остановилась. Дождь, еще более расстервенясь, хлестал по чему ни попадя, Фонсека не чувствовал этого. Он судорожно вздохнул, набираясь мужества, взялся за край жалюзи.
Вот теперь представимте себе эту сцену. Ливень. Ветер. Сумрак. Небо точно обито серым ватином, дождь кажется монолитом. На уровне пятого этажа, едва заметная сквозь льющуюся воду, болтается малярная люлька. В ней стоит Фонсека, насквозь мокрый и почти больной от любви. И с той же смесью робости и восторга, с какой влюбленный, оглушенный грохотом собственного сердца, неловко сминает подол, впервые обнажая обожаемое, столько раз виденное в лихорадочных снах колено, Фонсека приподнимает дрожащей рукой жалюзи. Он ждет прильнуть горящим лбом к холодному и влажному стеклу окна, а взгляд вперить в темноту гостиной, отыскивая витринку, а в витринке – кофейничек, – и с тем же едва ли не страхом, с каким влюбленный, скользя рукою от колена вверх, вдруг ощущает, что между его жадными пальцами и самыми сокровенными тайнами нет никаких преград, – обнаруживает, что окно под жалюзи приоткрыто и кофейничек стоит не в витринке, а на столе. Будто говорит, – возьми меня, Фонсека. Люби меня. И, сам не понимая, что он делает, Фонсека раскрывает окно пошире, оглядывается по сторонам – со всех сторон только дождь, – отстегивает ремни и выпадает из люльки прямо в гостиную.
Люлька только стукнула о стену. Негромко стукнула, заговорщически.
III
О том, что произошло дальше, Фонсека рассказывал неохотно. Вроде бы, когда он упал, вернее, впал в гостиную, из коридора вошла какая-то, в полотенце, с мокрыми волосами.
– Хорошенькая? – всегда в этом месте спрашивает Перейра.
– Откуда же мне знать? – хмуро отвечает Фонсека.
Вроде бы она вошла, не заметив Фонсеки, скинула полотенце – в этом месте Перейра коротко воет, ну, почему не мне, а этому Фонсеке такое счастье, – покрутилась перед зеркалом витринки. Взяла кофейничек, стала принимать позы, будто кофейничек – это кувшин с водою, а она прекрасная купальщица, – то на плечо его себе поставит, то на голову, то на грудь и вся изогнется. – Перейра уже не может слушать, и, если они сидят у Манелы, выбегает на улицу, чтобы не стукнуть проклятого Фонсеку. Потом, конечно, возвращается, требует у Манелы пива, выпивает одним глотком и говорит:
– Ну? Дальше?
Дальше она так вся искрутилась, что чуть не уронила кофейничка, и Фонсека закричал: – Осторожно! – А она подпрыгнула, увидела Фонсеку, швырнула в него кофейничком, схватила полотенце и выскочила из гостиной. Кофейничек Фонсека поймал, а крышечка упала и разбилась. Такое горе.
Тут уже все начинают требовать – мол, к черту крышечку, засунь ты эту крышечку, дальше-то, дальше что было? Но Фонсека плохо помнит, что было дальше. Вроде бы, хлопнула входная дверь, один раз, потом другой, он стоял на коленях, собирал с пола осколки крышечки. Вбежала похожая на дратхаара старуха-антикварша, что-то спрашивала у него, он ничего не мог сказать, держал в руке осколки, другой рукой прижимал к себе кофейничек, плакал. Потом старуха вызывала полицию, полиция приехала, тоже что-то спрашивала, кричала, угрожала, ткнула – несильно, – чем-то в бок, Фонсека зашипел, сгорбился, защищая кофейничек. Старуха куда-то звонила, полиция разговаривала по рации, потом вдруг все изменилось, Фонсеку бросились благодарить, антикварша сказала ему «мой дорогой», полиция похлопала по плечу, назвала героем – Фонсека ничего не понимал, все плакал. Позже ему рассказали – нашли ту, с полотенцем, она племянница старухиной приходящей прислуги. Таскала у тетки ключи, забиралась в квартиры в отсутствие хозяев, принимала ванны с пеной, ела деликатесы из холодильника, пила вино прямо из бутылок, доливала туда воду, крала деньги, мелкие украшения. И вот Фонсека поймал негодяйку. Застукал на месте преступления. Как вовремя вы появились, мой дорогой! Ты, Фонсека, прямо герой. Вот тут подпиши. А Фонсека плакал.
Довольная антикварша подарила Фонсеке поруганный кофейничек, а к нему чашку с блюдцем из того же сервиза. Фонсека целый месяц сидел вечерами за столом, клеил крышечку из осколков, и так склеил, что, если не знать, где искать, ни за что не увидишь швов. Но чашки с блюдцем не полюбил, как ни старался, и как-то утром нарочно проиграл в карты Перейре, а тот на следующий день загнал на ярмарке американскому туристу за двадцатку.
Читать дальше