Виктор Точинов - Хроники ЛИАПа или Сказки о потерянном времени

Короче, отдирают с треском заклеенную на зиму форточку, отправляют в нее не оправдавший надежд графинчик, а на его место тот, первый, с водичкой, и решают от всего отпираться: мол, вкусовая у доцента галлюцинация…

Входит Шашин – вид довольный, лицо просветлевшее, в руках две тарелочки общепитовские с салатиками и сосисками… И опять за стол! И закусочку неторопливо раскладывает! Растягивает, гад, удовольствие. Момент предвкушает.

Студенты тоже лицом светлеют, на стипендию уже плюнули, хуже не будет, сидят как в театре, глазеют…

…Ох, и наставил же Шашин в тот день двоек! Абсолютный рекорд ЛИАПа за всю его историю. Лопухнулись ребята, забыли, что буфет с деканатом рядышком, да и в деканате, кстати, тоже люди сидят, тоже похмельем мучаются. В довершение всех обид и графинчик-то под окном через полчаса не нашли, только чьи-то следы в сугробе к месту падения – туда и обратно. Хорошо что хоть по черепу никому не попали, хоть кому-то повезло в этой мрачной драме, выпей, друг, и за наше здоровье…

Только по нашему выпей, по-лиаповски, вот так: полный стакан берется изогнутой под немыслимым углом рукою и по пути к губам совершает быстрое винтообразное движение; лучшие асы выполняют этот высший пилотаж почти мгновенно и не пролив ни капли, и звучит при этом старинный, традиционный лиаповский первый тост:

– А-а-а-т винта!

С доцентом Дядькиным, читавшим нам лекции по начерталке, тоже как-то раз обидный случай произошел.

У Дядькина машину угнали, синюю шестерку, пять лет отслужившую доценту верой и правдой. В милиции доцента не особенно утешили, сообщив, что шестерка наиболее популярная модель для угонщиков (в то время, иномарками не изобильное, так оно и было). И скорее всего едет уже доцентово средство передвижения с фальшивыми номерами в сторону солнечного Кавказа или не менее солнечной Средней Азии. Впрочем, добавили блюстители порядка, бывает, что воруют машины из озорства, либо для совершения другого преступления, либо по какой-нибудь еще мелкой надобности. Тогда, конечно, у доцента шансы на возврат имущества имеются.

Но Дядькин не особенно надеялся. Дядькин печально подсчитывал, через какое время он сможет купить новую машину, и арифметика получалась грустная…

Печальные свои математические выкладки доцент производил в автобусе, медленно одолевавшем километры Таллинского шоссе. Случилась такая надобность у Дядькина – съездить в расквартированный в Красном Селе филиал НИИ Гипро-чего-то-там за корректурой нового своего научного труда. Труд представлял из себя не слишком толстую брошюрку, написанную в соавторстве с другим доцентом, из этого самого НИИ. Открытий, способных потрясти человечество, брошюра не содержала. Хотя и Эйнштейн с Лобачевским не прославились бы на избранном Дядькиным поприще. Наука, каменистую ниву которой трудолюбиво рыхлил наш доцент, именовалась инженерной графикой. Да и Дядькин был не Эйнштейн, если честно.

Так что никому эта книжица, разъясняющая непонятливым премудрости ГОСТов на оформление схем и чертежей, особо и не была нужна, кроме двух ее авторов. Дядькин не был научным графоманом, но плох тот кандидат наук, который не хочет стать доктором, а для защиты докторской диссертации без определенного количества напечатанных трудов не обойтись.

Вот и пришлось доценту, изрядно поотвыкшему от поездок в общественном транспорте, трястись в переполненном автобусе.

А ведь в троллейбусах-трамваях-автобусах кто ездит? У кого машину угнали, или у кого машина сломалась, или у кого ее, машины, сроду не было. Граждане, угнетенные и озлобленные собственной безмашинностью, притиснули Дядькина к боковому стеклу на задней площадке, против воли заставив любоваться пейзажем поселка Горелово. Пейзаж как пейзаж – осенний, унылый, кому-то очей очарованье, а кому-то авоськой, не иначе как кирпичами наполненной, в ребра тычут и на ногу постоянно наступить норовят. И вдруг…

И вдруг видит Дядькин на фоне унылого пейзажа припаркованную на обочине синюю машину. Сердце у доцента екнуло: до боли похожа на похищенную шестерку. Ну просто абсолютно похожа, вплоть до сувенира, болтающегося под зеркалом заднего вида, – олимпийского мишки.

Доцент при виде этого мишки чуть шею не вывихнул, пытаясь разглядеть номер, но ничего не вышло, угол больно острый. Неужели она?! Чудеса… Не бывает…

А тут как раз метров через двести остановка. Провернулся Дядькин намыленным штопором сквозь злобно взвывшую толпу, выскочил и трусцой поскакал назад, втайне опасаясь, что стал жертвой гнусного обмана зрения.