Грим: Ученик слесаря [СИ]

— А что? — сказал механик. — Тут даже неделю эти орудовали… Киносъёмщики. Блокбастер снимали. Фильм, этих самых… ужасов. Многие участвовали в массовых съемках. Глядишь, и ты попадешь. Чем не артист. В фильм этих самых… ужасов.

Слесарка представляла собой продолговатое помещение, напоминающее коридор. Вдоль одной стены стояли положенные по штату станки, вдоль другой — верстаки и лавки. У одного из станков шевелился токарь, на лавке мирно и праздно, слегка развалясь, отдыхал средних лет слесарь. Больше никого в помещении не было.

— Где все? — спросил механик.

— Так на заданиях, — сказал развалившийся, слегка изменив праздную позу на более соответствующую его рабочему положению.

— Тогда ты чего здесь?

— Деталь жду, — сказал слесарь и указал глазами на токаря, который нарезал на короткую шпильку резьбу. С одного конца резьба была готова уже. — А это кто? — Он перевел тот же взгляд на Ивана.

— Ученик слесаря. Знакомься и ты, ученик. Это у нас… Слесарь с большой буквы.

— Давно не бывало у нас учеников, — сказал Слесарь.

— Не идет к нам народ, — сказал механик, снова закуривая.

— Опасаются, — сказал слесарь.

— Вот у кого бы тебе поучиться, Петров.

— Моя фамилия Павлов, — поправил Иван.

— Серьёзно?

— Не, я его не возьму, — сказал Слесарь, вновь вольготно раскинувшись. — Нужна мне такая обуза. За ним же глядеть надо. Тут и без этого люди, как мухи, мрут.

— За кем бы его закрепить? — спросил механик задумчиво.

— За Петрухой, — отозвался слесарь безо всяких раздумий.

— Почему именно?

— Так нет его сегодня. Отгулы взял, — напомнил механику слесарь. — Обычно берет три дня, пока не напьется полностью. Вот, пока его нет, за ним и закрепить. А выйдет — ты ему под нос готовое распоряжение. Мол, распишись и получай довесок. Он после отгулов тихий всегда. Возражать не будет.

— Точно, — обрадовался механик. — Пойду писать распоряжение. Ты вот что, Попов, — обратился он к Ивану. — Иди-ка ты покуда домой. Время одиннадцать. Через час обеденный перерыв. Потом похороны. Да и Петрухи нет. А завтра подходи аккуратно у восьми. Понял?

Иван кивнул. Цех у него положительных эмоций не вызывал. Механик тоже. Разве что белокурая кладовщица оставалась светлым пятном на темном фоне общего впечатления от этого утра.

— Зря ты, полез на этот завод, — сказал Болт, сосед и давний приятель. Сам он не работал и не собирался вообще. По крайней мере, в этом городе. Были смутные мечты о культурных центрах страны, где и платят больше, и работают меньше. И смертность от других случаев, а не как здесь. — Там работа со смертельным риском сопряжена. Каждый месяц кого-нибудь через проходную вперед ногами выносят. Я б не стал пропадать за такую зарплату.

Сегодня будут выносить как раз, подумал Иван. Значит, до следующего покойника времени — вечность. В восемнадцать лет месяц тянется бесконечно долго. Не то, что в пятьдесят, как у того же механика. А кто-то на целую вечность в этом мае застрял. Как та же фасовщица.

— А то давай к твоей тетке в Саратов вместе махнем, — предложил Болт. — А то у меня за пределами этого города нет никого, что б на первое время пристроиться, осмотреться. Есть у меня насчет Саратова план. Дело сугубовыгодное, — уговаривал он. — Предприятие успешное. Наказание — условное. Да и то только в том случае, если лоханемся. А?

— Ты помолчать можешь? — отмахнулся от него Иван, который про Саратов слышал по три раза на дню.

— Я за хорошие деньги все могу, — сказал Болт.

Наутро Иван и Петруха Фандюк были друг другу представлены. Петруха против наставничества не возражал, да вообще вел себя сдержанно и прятал глаза, как бывает с иными людьми даже после непродолжительного запоя. Лицо его было гладко выбрито, спецодежда свежевыстирана, и вообще он производил впечатление человека излишне аккуратного для того вида работ, какие ему выполнять приходилось. А приходилось разбирать и собирать насосы, редукторы и приводы к ним, ремонтировать смесители и центрифуги, порой залезая внутрь, латать трубопроводы, менять прокладки меж фланцами, если бежит, а бежало порой прямо на голову, так что к вечеру слесарь обычно бывал залит маточным раствором, засыпан зеленоватыми кристаллами готовой продукции или синеватыми — сырья.

Волос Петрухи был еще сравнительно густ, сер, голову прикрывала кепка из непромокаемого кожзаменителя. Непромокаемость была существенна потому, что сверху постоянно что-то лилось и, попадая на голую голову, застывало на ней синей или нежно зеленой коркой, если у слесаря были руки заняты, чтобы это стереть. А если слесарь постоянно в работе, то и руки у него постоянно заняты. Так что некоторые ходили с корками. Кепку же тряпкой протер — и всё.