Агата Кристи - Лицо Елены

прошел его концерт, на котором он исполнял песни своих родных гор. Музыкальный лад этих диковинных песен содержал необычно много полутонов — перед концертом пришлось даже специально перестраивать инструменты — и кто-то из критиков уже окрестил их «чересчур загадочными». Настоящие музыканты, однако, воздерживались от оценок, резонно полагая, что сначала слух должен привыкнуть к новому необычному звучанию. Так или иначе, для многих сегодня было огромным облегчением убедиться, что Йоашбим, как и все, умеет петь на обычном итальянском языке, со всеми положенными чувствительными тремоло. [7] Тремоло (ит.; муз.) — дрожание звука, производимого голосом или инструментом.

Первый акт закончился, занавес упал, грянули аплодисменты. Мистер Саттертуэйт обернулся к своему другу. Он сознавал, что от него ждут авторитетного суждения, и немного рисовался. В конце концов, как критик он не ошибался почти никогда.

— Несомненный талант, — тихонько кивнув, проговорил он.

— Вы так думаете?

— Голос не хуже, чем у Карузо. Публика не сразу это поймет, поскольку у него пока еще не совсем совершенная техника: иногда он неуверенно начинает, кое-где слишком резко обрывает, но голос — голос потрясающий!

— Я был на его концерте в Альберт-Холле, — заметил мистер Кин.

— Правда? А я вот не выбрался.

— Его «Пастушья песня» произвела настоящий фурор.

— Да, я читал; — сказал мистер Саттертуэйт. — Это та, в которой рефрен [8] Рефрен (фр.) — повторяющийся припев, фраза или строчки, регулярно повторяющиеся в песне или стихотворении. Рефрен (фр.) — повторяющийся припев, фраза или строчки, регулярно повторяющиеся в песне или стихотворении. всякий раз обрывается на высочайшей ноте — где-то между ля и си-бемоль? Любопытно!

Йоашбим еще трижды выходил на аплодисменты и с улыбкой раскланивался. Наконец зажегся свет, и зрители потянулись из зала. Мистер Саттертуэйт придвинулся поближе к барьеру, чтобы еще раз взглянуть на девушку с золотыми волосами. Девушка встала, поправила шарфик и обернулась…

У мистера Саттертуэйта вдруг перехватило дыхание. Он знал, что на свете бывают лица, удел которых — вершить историю… Пока она со своим спутником пробиралась между креслами, мужчины оглядывались и уже не могли отвести от нее глаз.

«Вот она, истинная красота, — сказал себе мистер Саттертуэйт. — Не шарм, не обаяние, не притягательность, не все то, о чем мы так любим порассуждать, а красота! Вот она, чистота линий. Овал лица, изгиб бровей…»

— «Так вот краса, что в путь суда подвигла», [9] Строка из пьесы «Трагическая история жизни и смерти доктора Фауста» предшественника Шекспира Кристофера Марло (1564–1593) (акт V, сц.1). — тихонько пробормотал он. Впервые он почувствовал эту строку по-настоящему.

Мистер Саттертуэйт оглянулся на гостя. Тот следил за ним с выражением такого понимания и сочувствия, что слова, казалось, были излишни.

— Мне всегда хотелось узнать, каковы эти женщины на самом деле, — только и сказал мистер Саттертуэйт.

— Какие женщины?

— Елены, Клеопатры, Марии Стюарт…

Мистер Кин задумчиво кивнул.

— Пойдемте прогуляемся, — предложил он. — Может, что-нибудь и прояснится.

Выйдя из ложи, они вскоре увидели тех, кого искали, в фойе между двумя лестничными пролетами. Только сейчас мистер Саттертуэйт обратил внимание на темноволосого молодого человека, спутника девушки. Его лицо, хотя и некрасивое, было по-своему замечательно. Заостренные черты, широкие скулы, несколько выдающийся вперед подбородок. В глубоко посаженных, неожиданно светлых глазах под темными нависающими бровями горело страстное нетерпение.

«Какое необычное лицо, — сказал себе мистер Саттертуэйт. — Интересно!..»

Молодой человек сидел наклонясь вперед и что-то оживленно говорил, девушка слушала. Оба явно не принадлежали к тому кругу, в котором мистер Саттертуэйт привык вращаться: скорее их можно было отнести к лондонской богеме. На девушке был какой-то бесформенный балахон из дешевого зеленого шелка, на ногах белые атласные туфельки, уже довольно стоптанные. Молодой человек держался так, словно вечерний костюм его стеснял.

Мистер Саттертуэйт с мистером Кином успели несколько раз продефилировать мимо сидящих. Когда они возвращались к ним по четвертому заходу, к тем двоим присоединился еще один собеседник — тоже молодой, но блондин, по виду обыкновенный клерк. Его появление, по-видимому, вызвало некоторую неловкость. Сам он без конца поправлял галстук и явно чувствовал себя не в своей тарелке, прекрасное лицо девушки сделалось вдруг чрезмерно серьезным, а ее спутник бросал на непрошеного гостя свирепые взгляды.

Читать дальше