Майкл Грей - Комната ужасов – 2

– Секундочку, Клэр, ладно? – Ролло, кажется, говорил с трудом. С мужчинами это случается. Надо поддержать его: все-таки старается изо всех сил, пытается создать какой-то уют. Клэр почти убедила себя, что после всех попыток соблазнения самоуверенными плейбоями, к которым она уже привыкла, в такой ситуации есть некая свежесть. Ролло склонился над водой. Он закатал рукав, сунул руку в пруд и достал здоровенную бутыль шампанского. С бутылки капало. Шампанское было местное – с пластиковой пробкой. В корзине лежали бокалы. Не фужеры, а бокалы, но зачем портить человеку настроение? Ролло выложил слегка заветренные тосты на белые салфеточки и наполнил бокалы.

– За нас, – произнес он тост, – за этот вечер. Клэр молча выпила. Шампанское было слишком сладким. Она поставила бокал и легла. «Я, однако, принимаю его ухаживания, – думала она, – вот черт, что это со мной?» Ролло неловко склонился над женщиной. Голова его закрыла луну. Земля отдавала тепло. Клэр истекала. От тепла, наверное. Последнее время, чтобы привести ее в такое состояние, требовалась двадцатиминутная изощренная прелюдия.

Мужчина замер в нерешительности. Клэр протянула руку и обняла его за шею, дав ногтям чуть поцарапать кожу. Она притянула его рот к своему. Язык Ролло раздвинул ее губы и ворочался теперь у нее во рту, Дернинг щупал через сатин ее левую грудь. Это не то! Клэр убрала его руку и расстегнула пуговицы. Лифчик застегивался спереди, но пальцы мужчины были слишком неповоротливы. Она схватила кружевной кончик и дернула. Бретелька выстрелила. Чашечка раскрылась, грудь и сосок освободились. Ночной воздух ласкал. На коже появились мурашки, особенно на соске. Он болел, саднил, он ХОТЕЛ. А этот идиот только смотрел и все! Клэр чувствовала его взгляд – физически ЧУВСТВОВАЛА! Этого было недостаточно, СОВЕРШЕННО недостаточно! Клэр схватила Ролло за волосы и притянула его голову к своей груди. – Соси, дурак! Кусай меня!

Он взял сосок в рот – нежно. Слишком нежно. Женщина просунула руки в щель между их туловищами, сорвала застежки и оттолкнула мужчину. – Вот так, идиот! – Клэр зажала соски между большими и указательными пальцами и тянула, перекручивала их, щипала. Груди ее были подняты вверх и перекошены. Освободив правую, она пригнула к ней голову Ролло, не прекращая сладостную пытку левой. Он зажал ее грудь между зубами и, подняв голову, тряс ею, как собака пойманной крысой.

– Да! Да! – Ее свободная рука потянулась вниз, к пояску. Ноги лягали воздух, помогая сдвинуть нежную ткань брюк к коленям. Сатин связал ноги вместе. А ей НЕОБХОДИМО было развести их в стороны. Клэр забилась, и что-то разорвалось. Ноги дергались, пока не освободились.

Волны мускусного запаха, поднимающиеся от ее пульсирующего влагалища, возбудили ее еще сильней. – Сними с меня эти чертовы трусы! – стонала она. Пальцы ее искали молнию на его брюках.

Чуть позже она скрипела зубами, сжав до крови мочку его уха:

– Если б у тебя было их два, черт тебя возьми! Или три!

Оно вертелось всем телом внутри пещеры. Из этих выжатых, истощенных человеческих тел наверху больше страсти не вытянешь, но две человеческие самки-близняшки уже проснулись от ретранслированных и усиленных волн похоти. Их тела извиваются вместе. Их алчущие пальцы и рты заняты делом. Их лобковые курганчики, как отраженные в зеркале, слились в отчаянно напряженном наслаждении.

Секреция Его железы продолжалась.

– Где эти чертовы ножницы, Панди? – кричала Персефона из кухни.

Пандора появилась в дверном проеме, уперев руки в бока.

– Персефона Джейн Эльспет, – сказала она, – что бы сказала мать, если б услышала, как ты выражаешься?

– Прости, Панди. – Персефона опустила глаза. – Больше не буду. Не знаешь, где они?

– Если так разбрасывать вещи после того, как. Спокойно, спокойно. Сейчас найду.

Она вернулась через несколько секунд.

– Под твоей кроватью! Сказать по совести, вы, Персефона, меня раздражаете! Завтракать будешь?

– Будь добра.

– Пирожок с бананами или разогреть пиццу?

– А может, пополам, по кусочку?

– Ладно. Еще коки немного осталось. Правда теплая. – Сойдет. Но я в холодильник не полезу.

– Ничего не поделаешь. Если уж перешиваешь, может, и мне сделаешь?

После завтрака девочки пытались перешить одежду, над которой трудилась Персефона. Это были две пары прошлогодних обрезанных джинсов, обрезанных и ушитых до того, что разлохмаченный край совпадал с линией перехода ног в туловище, и две футболки, которые девочки прятали от родителей. Ни Джейн, ни Рэндольф не одобрили бы дорожные знаки и указатели «лапай левую». Футболки были искромсаны так, что вырезы с драными краями приходились чуть ниже уровня сосков. Персефона, танцуя, вошла в свою спальню покрасоваться перед зеркальной дверцей шкафа.