Майкл Грей - Комната ужасов – 2

Алита казалась шокированной.

– Да вы, прямо невинная, в некотором роде, а, Алита?

– Пожалуй, что так. До воскресенья.

Алита Ла Тобре запарковала свой „линкольн“ на подземной стоянке „Уайлд Билдинга“ на Ривер-стрит. До того как Уайлд купил его и отремонтировал, он назывался „Мэнсфилд Билдинг“. Теперь здесь разместились офисы финансовой элиты Ридж-Ривера.

Лифт-экспресс одним махом перенес Алиту на шестнадцатый этаж. Плоские ее туфельки шептали что-то в тяжелые ковры коридоров. Женщина прошла мимо двери из закаленного стекла с табличкой „Консультация при стрессах. Только по записи“. Остановилась у двери без таблички и достала из маленького черного кожаного дипломата ключи.

Комната, в которую Алита вошла, меньше всего походила на кабинет. Пол был выложен черной и белой плиткой. Одну из стен закрывал стенной шкаф с зеркальной дверцей. Три двери. Одна в коридор, другая в ванную со всеми удобствами, и третья – в ее „мастерскую“. Единственной мебелью были простой стул из белого пластика с вертикальной спинкой и соответствующий туалетный столик с лампой. Все это могло бы сойти за гримерную комнату в каком-нибудь мало-мальски преуспевающем театре.

Алита сняла туфли и убрала их в шкаф. Туда же последовали жакет, юбка и белье: все аккуратно развешено и сложено. Раздевшись, женщина побрела в ванную и смыла макияж, наложенный от силы час назад.

Алита расчесала волосы за туалетным столиком, заплела, булавками укрепила на голове пластиковый конус и обмотала его косой. Пришпилив волосы, она взяла маленькую щеточку и распушила конец косы в „перо ворона“. В ящичке туалетного столика хранился театральный макияжный набор. Алита наложила очень бледный непрозрачный слой. Глаза. Первым делом накладные ресницы: нелепо длинные и тяжелые. Второе: следующий слой грима, полностью закрывший ее натуральные брови. Нарисованные брови смотрели вверх. Потом она очертила область, которую надо закрасить тенями. Сегодня это будет металлически синий цвет. Голубые тени под и над глазами, как две выразительные запятые, кончались там, где начинались зачесанные назад волосы.

Алита скользнула в сатиновые трусики, затем натянула блестящие обтягивающие штаны из искусственной кожи. Теперь блузка из черного газа с короткими рукавами. Чтобы застегнуть восемнадцатидюймовый пояс из черной кожи с бронзовыми заклепками и двумя тяжелыми бронзовыми пряжками, Алите пришлось втянуть живот. Теперь – сапоги. До пол-икры, жесткие, с каблуками в виде семидюймовых кожаных шильев и маленькими платформами на носках – чтобы иметь опору под кончиками больших пальцев. И шпоры. Подъем – как туго натянутый лук. Алита поднялась со стула и сделала несколько пробных шагов. Каждый раз ей требовалось какое-то время, чтобы ноги привыкли к хождению „на пуантах“. Последние штрихи. Она натянула перчатки. Черные кожаные перчатки до локтя, достаточно удобные. Наконец галстук-удавка. Вельветовый, с шипами, как на ошейнике для похотливой суки. Женщина сделала шаг к зеркалу. Неприметная, пяти футов росту Алита преобразилась. От пола до верхушки ее полуночной прически теперь было добрых шесть футов. Вместо лица – свирепая маска. Груди, приподнятые туго затянутым ремнем, гордо обнаруживали себя через прозрачную вуаль блузы – недоступные, запрещенные, неприкосновенные. Между туалетной комнатой и комнатой, где она принимала посетителей, располагалась ее „мастерская“. Стены здесь были отделаны темными панелями и заставлены книгами. Полное собрание Маркиза де Сада: от „Жюстины“ до „Ста двадцати дней Содома“, Леопольд Захер-Мозох – „Венера в мехах“, „Дневник Тайберна“, „Полная история наказаний“. Большая часть томов в кожаных корешках были пустыми, „куклами“. Стоял дубовый письменный стол и немного довольно причудливого вида мебели с кожаной обивкой. Картины на стене принадлежали кисти Дорэ. Алита села за свой стол и убрала хлыстик для верховой езды с ежедневника. Зазвонил телефон.

– „Домино“. С кем я говорю? – Голос Алиты стал хрустящим, как высушенная человеческая кожа. Хлыстик щелкнул по кожаной поверхности стола. – Прекрасно. В три. Не опаздывайте!

Его возможности несколько прояснились. Влияние усилилось.

У крысиного семейства пир: лягушка. Грызуну не пришлось идти на охоту. Лягушка свалилась в дупло сама. Начали обгрызать конечности. Пленница цеплялась за жизнь, онемев от ужаса и страданий, пока один из детенышей не вгрызся как следует в пульсирующий живот амфибии. Она еще жила под звук пережевываемых своих маленьких почек, но тут зубки крысенка вонзились в богатые кровью ткани печени, и лягушка наконец испустила дух. Когда от амфибии остались лишь сухие расщепленные косточки, крысиное семейство собралось в кружок: головы наружу, хвосты сплелись. Каждый хвост кровоточил язвами от укусов. Крысы помочились и испражнились в центральное сплетение. Хвосты переплетались, терлись болячкой о болячку, покрывались коростой парши – объединялись. Через несколько дней пришли другие крысы и влились в семью, каждая получила свое место головой наружу, каждая просунула извивающийся хвост в гниющий зловонный клубок.