Агата Кристи: Душа крупье

Она сложила зонтик и принялась чертить им на земле какой-то узор.

— Мистер Саттертуэйт, вам, кажется, симпатичен этот мальчик?

Она проговорила это тихо, чуть ли не с нежностью в голосе.

— Славный юноша, — уклончиво ответил мистер Саттертуэйт.

— Да, очень, — задумчиво произнесла графиня. — Я успела многое рассказать ему о своей жизни.

— Вот как, — сказал мистер Саттертуэйт.

— Такие подробности я мало кому раскрывала, — мечтательно продолжала она. — Я ведь прожила очень, очень необычную жизнь, мистер Саттертуэйт. Со мною случались такие удивительные вещи, что кое-кто может, пожалуй, и не поверить.

Будучи достаточно догадливым, мистер Саттертуэйт без труда понял, к чему она клонит. В конце концов, все, что она наговорила Франклину Руджу, могло быть и правдой… Конечно, это маловероятно и в высшей степени не правдоподобно, но ведь возможно же… И ни один человек не может с полной определенностью сказать: «Это не так!»

Он промолчал, и графиня снова устремила мечтательный взор мимо бухты куда-то вдаль.

Внезапно мистер Саттертуэйт увидел ее в каком-то новом, странном свете. Он вдруг ясно осознал, что перед ним не хищница, а всего лишь жалкое, затравленное существо, отчаянно борющееся за место под солнцем. Он украдкой покосился на нее: зонтик был сложен, и в ярком свете солнца в уголках глаз видны усталые морщинки, на виске пульсирует тоненькая жилка.

Он все больше укреплялся в своем убеждении: эта женщина доведена до крайности и будет беспощадна к нему или к любому, кто посмеет встать между нею и Франклином Руджем. Но чего-то он все же не понимал. Ведь денег у нее должно быть достаточно: она всегда роскошно одета, у нее великолепные драгоценности. Значит, дело не в финансовых затруднениях… Может, любовь? Мистеру Саттертуэйту было доподлинно известно, что женщины ее возраста иной раз без памяти влюбляются в юношей… Что ж, возможно. И все-таки — что-то тут не так.

Он догадывался, что этим разговором tete-a-tete она бросает ему перчатку. В нем она усмотрела своего главного противника. Она, видимо, ждала, что он начнет нашептывать Франклину Руджу какие-нибудь гадости о ней. Нет уж, увольте, улыбнулся про себя мистер Саттертуэйт. Он стреляный воробей, он знает, в каких случаях лучше держать язык за зубами.

А вечером он снова повстречал ее в Серкль-Приве, за рулеткой.

Графиня делала ставку за ставкой, однако счастье ей не улыбалось. Она, впрочем, переносила неудачи с завидным sang froid [5] Хладнокровием (фр.). старого игрока. Пару раз она ставила en plein, [6] Полную ставку — ставку на номера (фр.). потом на красное, потом на вторую дюжину, где немного выиграла, но тут же проиграла опять, потом шесть раз подряд на manque, [7] Начало — на первые 18 номеров (фр.). но ей решительно не везло. Наконец, равнодушно пожав плечами, она отвернулась.

Выглядела она очень элегантно: длинное золотистое платье с зеленым отливом, на шее знаменитые боснийские жемчуга, в ушах длинные, жемчужные же, серьги.

Мистер Саттертуэйт нечаянно подслушал разговор о ней двух мужчин.

— Вон идет та самая Царнова, — сказал один. — Отлично сохранилась, а? И, надо сказать, королевский подарок неплохо на ней смотрится!

Второй, маленький человечек с явно иудейскими чертами лица, с любопытством уставился ей вслед.

— Так это и есть боснийские жемчуга? — спросил он. — En verite. [8] Поистине! (фр.) Как странно! — И тихонько хихикнул про себя.

Дальше мистер Саттертуэйт слушать не мог, потому что в этот момент случайно повернув голову, к своему удовольствию, узнал в одном из посетителей казино своего старого приятеля.

— Мистер Кин, дорогой вы мой! — Он принялся горячо трясти его руку. — Я и мечтать не мог вас здесь встретить! Смуглое лицо мистера Кина осветилось улыбкой.

— Не удивляйтесь, — сказал он. — Сейчас ведь карнавал, [9] Карнавал в Западной Европе проходит накануне Великого поста и соответствует русской масленице. а в это время я бываю здесь довольно часто.

— Правда? Как замечательно!.. Послушайте, стоит ли нам здесь оставаться? По-моему, тут душновато.

— Да, пожалуй, приятнее будет пройтись, — согласился мистер Кин. Спустимся в сад.

Выйдя на улицу, оба с жадностью вдохнули свежий воздух.

— Видите, как хорошо, — сказал мистер Саттертуэйт.

— Гораздо лучше, — подтвердил мистер Кин. — И можно спокойно поговорить. У вас ведь найдется, что мне рассказать?

— Да, кое-что есть.

И мистер Саттертуэйт с наслаждением погрузился в тонкости собственного повествования. Как всегда, он немного щеголял своим умением передать атмосферу. Графиня, юный Франклин, непреклонная Элизабет — все вскоре ожили под его быстрыми и точными штрихами.