Г. Зотов - Апокалипсис Welcome

– Нет проблем, – с видом акулы говорит Агарес. – Стой и слушай…

Он произносит три имени. И верно – они не говорят мне ничего. Странные, их не так легко выговорить с первого раза. Одно я как будто слышала, что-то знакомое… но, напрягая память, не могу припомнить детали. Эмоции ангела, как обычно, скрывает маска: он хранит молчание, обдумывая сказанное…

– Матерь божья… – мрачно произносит Аваддон минуты эдак через две.

Демона опять шарахает разрядом.

– Охренел, что ли! – злобно орет он в лицо ангелу. – Может, хватит?

– Прошу прощения, – отвечает тот с глубокой задумчивостью.

Поперхнувшись, Агарес сейчас же умолкает: похоже, он элементарно ошарашен, что сводный брат извинился перед ним – впервые в жизни.

– Я пытаюсь разобраться, – сообщает Аваддон, взявшись за край маски. – Ох, как я сам-то об этом забыл? Во втором семестре в академии ангелов курсовую писал по проклятиям… и на тебе. А с кем же тогда я встретился в вестибюле «Отрадного»? Если верить твоему предположению, это Малх .

Демон молча кивает. Сгибается и на четвереньках выползает из «шалаша». Выпрямляясь, Агарес со страданием на лице отряхивает плащ, выбивая из него целые облака белой пыли. Цвет плаща, правда, от этого не меняется.

– Что ж, теперь понятно, откуда у меня ощущение, что я мог видеть его раньше, – глухо звучит из недр маски. – Тогда не мешкай – ищи «смертьфон». Я побуду в твое отсутствие на охране невесты. Поторопись.

Демон, вопреки ожиданию, не трогается с места.

– Мне пришла в голову одна интересная мысль. – Глаза Агареса блещут подозрительностью. – По сути, вся эта троица действует в интересах Небес. Ведь вы же затеяли Апокалипсис вовсе не для того, чтобы он сорвался? А если невеста избежит прикосновения Мидаса, то именно это и произойдет…

Аваддон крутит пальцем у виска, снимая маску. Их взгляды скрещиваются. От демона исходит темное напряжение, от ангела – ленивая расслабуха.

– Брателло, открою тебе один секрет. – Ласковый голос Аваддона льется успокаивающими волнами, как морской прибой. – Мое задание: охранять невесту от любых посторонних посягательств. Мало ли кто и что творит, прикрываясь именем Небес? Да будет тебе известно – святая инквизиция, отправившая на костер миллион человек, тоже была уверена: она сражается против Дьявола. Я давно не верю тем, кто утверждает, что действует в райских интересах. Как правило, это продавцы средств для похудения.

– Вы обсуждаете меня как вещь, – возмущаюсь я. – А я могу решить?

– Нет, – хором отвечают ангел и демон, не отрываясь друг от друга.

Противостояние длится с минуту. Демон первый отводит глаза.

– Хорошо, – бурчит он. – Я иду за «смертьфоном». Но, клянусь Сатаной… если ты поставишь под угрозу мою карьеру в тот момент, когда мне уже почти подчинился Северный сектор Ада… это означает открытую войну.

Черное лицо ангела отражает целую гамму чувств – снисходительность, недовольство, небрежность и нетерпение. В самом конце этой небольшой сюиты он приподнимает левую бровь: видимо, жест означает насмешку.

– Покажись доктору, брателло, – усмехается Аваддон. – Пусть пропишет тебе таблетки от паранойи. Ты долго будешь тут топтаться? Если несложно, раздобудь по дороге что-нибудь огнестрельное. У меня с собой только ятаган, отнял у янычара.

Найдешь «смертьфон» – сразу звони Сатане… а то знаю тебя: начнешь выяснять, какие туда мобильные игры загружены.

Не ответив, демон отступает в белое облако: его лицо исчезло в пыли. Ангел, не дожидаясь приглашения, протискивается в «шалаш», притащив с собой кривую янычарскую саблю без ножен. Я подползаю ближе к нему.

– Ну а теперь, – подначиваю я. – Рассказывай, за что наказали тех троих?

Ни ангел, ни невеста не могут видеть странную фигуру у дымящихся обломков Теремного дворца. Она стоит, раскинув руки крестом, прикрыв дрожащие веки, поднимая к небу молочно-белое лицо. Рядом в молчаливом ожидании замерли три человека. Их кожу покрывают ожоги, свежие раны кровоточат, от лохмотьев одежды исходит запах гари. У мужчины с бритой головой на горле багровеет шрам, покрытый засохшей коркой. Пальцы фигуры шевелятся, ощупывая туман – так, словно он состоит из гранита.

Он открывает глаза. Зрачков не видно – только белки.

– Она здесь, – внятно шепчет Мидас, кусая губы. – Она совсем рядом…

Сигнал «смертьфона» терзал голову, пробивая мозг насквозь, как стрела. Упругие радиоволны раз за разом отскакивали от барабанных перепонок. Уже очевидно: когда аппарат использовали для последнего разговора, то забыли отключить маячок системы обнаружения. Пыль тягуче оседала вниз, давая возможность рассмотреть очертания изломанных тел и здания, лежащие в руинах, – утреннее солнце уже пробивалось сквозь белый туман. «Новоживые» братки, убитые на разборках девяностых, пришли в себя быстрее остальных. Приняв на грудь слоновью порцию коньяку из кремлевских подвалов, они вовсю отплясывали в тумане, отсвечивая красными пятнами пиджаков. Искалеченный градом музыкальный центр из разграбленного ГУМа давился старым компактом, делясь на всю площадь децибелами лихой песни, когда-то сотрясавшей все столичные танцполы: