Шарлин Харрис - Окончательно мертв

— Немного.

— Ты не знаешь, когда могла бы поехать?

— Я еще не решила. Помнишь ее адвоката, мистера Каталиадиса? Он сказал, что скажет мне, когда будет утверждаться завещание. Обещал сохранить для меня квартиру нетронутой, а когда тебе обещает адвокат самой королевы, нельзя не верить. Я на самом деле не очень заинтересовалась, по правде говоря.

— Может, я поехал бы с тобой в Новый Орлеан, если ты не возражаешь против спутника.

— Ух ты! — восхитилась я лишь с едва заметной язвительностью. — А Села не возразит? Или ты ее тоже с собой возьмешь?

Веселая была бы поездка.

— Нет.

И он закрылся. Когда Билл вот так складывает губы, из него больше ничего не вытащишь, по опыту знаю. Ладно, будем считать, что я смутилась.

— Я тебе сообщу, — сказала я, пытаясь его понять. Хотя мне и больно было находиться в обществе Билла, верить я ему верила. Билл мне вреда не причинит и никому другому такого не позволит. Но вред — он разный бывает.

— Сьюки! — позвал меня отец Литтрелл, и я поспешила к нему.

Оглянувшись на ходу, я увидела, что Билл улыбается — и улыбочкой чертовски довольной. Не знаю, к чему бы это, но мне нравится смотреть, как улыбается Билл. Может, он надеется оживить наши отношения?

— Мы тут немного беспокоились, увидев, как вы так долго и так оживленно воркуете с тем вампиром, — сказал отец Риордан. — Этот выходец из преисподней пытался вас заколдовать?

Вдруг его ирландский акцент совершенно перестал быть очаровательным, и я посмотрела на отца Риордана испытующе.

— Вы шутите, что ли? Знаете наверняка, что мы с Биллом долго встречались. И вы явно ничего не знаете о выходцах из преисподней, если думаете, что Билл хоть сколько-нибудь на них похож. — Я много видела тварей куда более темных, чем Билл, в нашем богоспасаемом городке Бон-Темпс. И некоторые из этих тварей были людьми. — Отец Риордан, я как-нибудь сама разберусь со своей жизнью. Природу вампиров я понимаю так, как вам никогда ее не понять. Отец Литтрелл, — спросила я, — вам к курице медовую горчицу или кетчуп?

Он выбрал медовую горчицу — несколько ошарашенный. Я отошла, стараясь тут же забыть этот незначительный инцидент и гадая, как бы реагировали священники, знай они, что тут было месяца два назад — когда посетители сбились в стаю, чтобы избавить меня от некоего типа, пытавшегося меня убить.

Поскольку тот тип был вампиром, священники наверняка утвердились бы в своей точке зрения.

Перед уходом отец Риордан подошел ко мне «перемолвиться парой слов».

— Сьюки, я знаю, что тебе сейчас не очень приятно со мной разговаривать, но я должен спросить одну вещь не от своего имени. Если из-за моего поведения вышло так, что ты еще менее склонна меня слушать, пожалуйста, забудь об этом и удели этим людям то внимание, которое уделила бы без того.

Я вздохнула. Отец Риордан хотя бы пытался быть хорошим человеком. И я неохотно кивнула.

— Спасибо, ты хорошая девочка. Тут со мной связалась одна семья из Джексона…

У меня сразу сработали все сигналы тревоги. Дебби Пелт была из Джексона.

— …по фамилии Пелт. Я знаю, что ты об этих людях слышала. Они ищут сведения о своей дочери, которая пропала в январе. Дебби ее звали. Ко мне они обратились, потому что их священник со мной знаком, знает, что я служу пастве Бон-Темпс. Пелты хотели бы с тобой увидеться, Сьюки. Они хотят поговорить с каждым, кто видел их дочь в тот вечер, когда она пропала, и они боятся, что ты их с порога прогонишь. Боятся, что ты сердишься на них за частных детективов, которые тебя допрашивали, за полицию, которая к тебе приставала, и вообще из-за всего этого возмущена.

— Я не хочу их видеть, — ответила я. — Отец Риордан, я уже все рассказала, что знаю. — Это была правда, только рассказала я не полиции и не Пелтам. — Я не хочу больше разговаривать о Дебби Пелт. — И это было правдой, полной правдой. — Скажите им со всем должным уважением, что говорить нам не о чем.

— Скажу, — ответил он. — Но не скрою, Сьюки, что ты меня разочаровала.

— Вот такой у меня неудачный вечер сегодня, — вздохнула я. — Потеряла даже ваше хорошее мнение.

Он вышел, ничего больше не сказав, чего я и добивалась.

На следующий вечер время близилось к закрытию, когда случилась еще одна необычная вещь. Как только Сэм дал нам сигнал предложить посетителям сделать последний заказ, в бар «У Мерлотта» вошел некто, кого, как я думала, никогда уже здесь не увижу.

Для мужчины столь крупного двигался он тихо. Стоял он прямо у входа, оглядываясь в поисках свободного столика, и я заметила его из-за блеснувшего на лысине блика. Он был очень высок и очень широкоплеч, с гордым носом и большими белыми зубами. У него были полные губы, смугло-оливковое лицо, и был он в чем-то вроде бронзовой спортивной куртки поверх черной рубашки и в брюках. Хотя более органично он бы смотрелся в мотоциклетных ботинках, на ногах у него красовались начищенные туфли.