Митрофан Лодыженский - Невидимые волны

– Да, – отвечала Елена, – мать хочет, чтобы я поступила в институт… на службу. Тетя обещала устроить меня классной дамой. Она зовет нас приехать. Ведь вы знаете, усадьба наша переходит к брату… Он бросает службу и женится. Скоро он сюда будет.

Этот ответ смутил Василия Алексеевича. Опять охватила его боязнь потерять Елену. Ведь положение классной дамы в институте, которое ей обещали, – это большой для нее соблазн!..

– А вы сами как решили? – спросил он с большим страхом, глядя на нее в упор.

– Конечно, я останусь здесь, – сказала она, весело взглянув на молодого Сухорукова. – Конечно, останусь здесь, – повторила Елена, добавив еще тихо, опуская глаза, – после вашего последнего хорошего письма… – Лицо ее озарилось светлой улыбкой.

– Так вы согласны… вы согласны быть моей женой? – порывисто спросил Сухоруков.

– Конечно, согласна, – отвечала Елена.

Он схватил руку Елены и прижал ее к своим губам. Он не хотел выпускать ее дрожащей руки, но она тихо высвободила ее и сказала:

– Не надо… нас могут увидать… здесь не место.

Оба они шли счастливые.

– Господи, как хорошо! – прервал молчание Сухоруков. – И какой я был безумец… И вы все мне простили?.. И стою ли я вас!..

– Стоите, – отвечала Елена, – вы теперь хороший…

Они подходили к дому.

– Вот мы и пришли, – сказала весело Елена. – Теперь нам нужно обо всем объявить maman…

– Она разделит нашу радость…

Людмила Павловна Ордынцева не без волнения ожидала возвращения дочери из церкви. Она знала, что обедня уже кончилась; видела, что коляска Сухорукова подъехала к их дому пустая. Людмила Павловна поняла, что дочь ее возвращается с Сухоруковым по аллее и что, весьма вероятно, у них идут объяснения… Людмила Павловна продолжала тревожиться и бояться за свою дочь. Боялась она за нее, зная ее слепое увлечение Сухоруковым. Доверия у нее к Василию Алексеевичу не было. Быть может, и это его последнее письмо, о котором ей говорила дочь, это письмо и этот его настоящий приезд – это только продолжение той недостойной игры, которую он вел с ее дочерью полтора года тому назад…

Но вот Людмила Павловна, глядя в окно из гостиной, видит, что дочь ее и Сухоруков идут по аллее веселые и жизнерадостные, как люди, между которыми уже установилась сразу большая близость.

«Боже мой! – подумала мать. – Действительно, быть может, все это у него серьезно… Действительно он хочет жениться на Елене!»

Эта мысль стала у нее крепнуть, когда она увидала, что Сухоруков, войдя в гостиную, кинулся к ней с горячим приветствием, целуя ее руки, когда она взглянула на дочь и заметила ее ликующий вид… Людмила Павловна начала убеждаться, что происшедшее между молодыми людьми весьма значительно, что судьба Елены решена.

Наконец, после первых приветствий, Василий Алексеевич, усевшись в гостиной с Ордынцевой, приступил прямо к делу. Он спокойно и уверенно объявил матери Елены о сделанном предложении и о том, что он получил уже согласие девушки.

Услыхав это, Людмила Павловна, как нервная женщина, залилась слезами. Взволнованная, она вышла из комнаты. Елена последовала за ней.

Через несколько минут они вернулись в гостиную, и Людмила Павловна торжественно благословила свою дочь на брак с молодым Сухоруковым.

В Отрадном было принято обедать в три часа дня. В это воскресенье Василий Алексеевич домой к обеду не вернулся.

Так как молодой Сухоруков не предупредил своих, что дома обедать не будет, то Алексей Петрович и князь Кочура-Козельский ждали его к столу довольно долго.

– Куда это наш барин запропастился? – начал, наконец, допрашивать дворецкого Алексей Петрович.

– Они поехали в Горки, – отвечал дворецкий.

– В Горки! – удивился Алексей Петрович. – Зачем в Горки?

– Захар говорит, что к обедне, – отвечал дворецкий.

– Эка его по обедням носит!.. – удивился старик. Он пожал плечами и сказал князю Кочуре: – Пора бы, кажется, ему вернуться… Теперь все обедни давно кончились. Да не случилось ли чего? Не сломался ли у него экипаж?

– Я полагаю, – начал на это свои догадки князь, – Базиль просто-напросто у Ордынцевых обедает… Вот и вся причина, что его нет…

– Ну, это не думаю, – проговорил старик. – Василий ведь знает, что отношения у меня с Ордынцевыми совсем не те, что прежде были… А впрочем… если он действительно там, то я его не понимаю. Во всяком случае, я не понимаю, – начал он уже с раздражением, – что ему за охота с этими Ордынцевыми продолжать возиться… Сядемте, однако, за стол, будем без него обедать.