Александр Авгур - Дом скорби [СИ]

— Какого хуя? — с трудом сказал я, оцепенев от неожиданности. — Милая, ты что творишь?

Любовь всей моей жизни нашла быстро то, что искала — все триста сорок тысяч рублей. Купюры, аккуратно собранные мной в рулетики по пятьдесят тысяч и связанные резинкой, она сгребла в черный пакет, найденный на кухне. С десяток тысячных купюр она раскидала по комнате. Потом быстро вынесла пакет в подъезд. Увидев, что тети Любы нет на горизонте, Диана занесла деньги к себе в квартиру и вернулась к моему телу. Выдохнула и начала снова плакать.

— Вот сука! Вот тварь! — разозлился я.

Пришла тетя Люба. Заметила разбросанные деньги и сглотнула слюну, но ничего не сказала, скорее всего, она подумала, что не заметила их раньше и очень пожалела, что в первую очередь побежала к холодильнику.

Из соседних квартир начали выглядывать любопытные соседи. Диана изображала горе, а мое несчастье было самым настоящим, и то, чем я стал — привидением или энергией, изнывало от боли и тоски. Моих призрачных друзей не было рядом. Послышались сирены. Подъезжали машины скорой помощи и полиции. Я сел на пол и начал безучастно наблюдать за происходящим.

Двое полицейских зашли в мою квартиру и, закрывая дверь, попросили всех зевак не мешать. Один из них прикарманил с пола пару тысячных купюр, не испачканных кровью, пока второй шарил в холодильнике. Я вспомнил истории знакомых о пожарных, которые, заходя в сгоревшие квартиры, первым делом проверяют морозильник, якобы там люди прячут деньги и потом вырубают топором пол и стены в поисках тайников. Первый раз с момента смерти я улыбнулся: хоть в чем-то мне повезло, и пол у меня остался цел. Просто мне бы не очень хотелось, что бы кто-то нашел тайник Софии Опариной, откуда я до сих пор не достал и не выбросил клад фаллоимитаторов. Моя мать не выдержала бы этого: ведь знакомые, сложив два и два, решили бы, что набор самотыков принадлежит мне. Получился бы дикий неудобняк.

Позже пришел следователь, который показался мне знакомым. Потом толстый эксперт с прыщами на жирной коже и врач из скорой помощи. После эксперт произнес:

— Сейчас проведем термометрию. Особо впечатлительным не смотреть.

— Градусник в жопу? — равнодушно спросил следователь.

— Фу. Нет. Я не люблю это делать. Я уважаю современные способы.

Эксперт воткнул игольчатый датчик в печень со спины.

— Все понятно, — сказал он и что-то записал в блокнот.

Я решил больше на это не смотреть и вышел в подъезд к невидящим меня людям.

Третьего декабря пошел первый снег. Красиво искрясь, он ложился на примерзшую грязь, временно закрывая серый и убогий мир белым покрывалом. Первый снег растает к вечеру, мое тело уже будет лежать под толщей земли. А пока день моих похорон только начинается.

По этому поводу вспоминается анекдот.

Вокруг гроба стоят люди с цветами. Грустные. Плачут. Прибегает запыхавшийся мужичок и что-то кладет в карман покойного. Потом отходит в сторону. У него спрашивают: что, мол, он туда положил? А мужичок отвечает: «Это, ну, я цветы хотел найти. Цветов не было. Ну, я ему это… шоколадку купил».

У Дома скорби образовалась толпа. Половина из них — просто зеваки, люди, которые пришли поглазеть, да пообсуждать. Вторая половина — мои родственники, знакомые и приятели с работы. Моя бедная мама рыдала, а я не мог ее успокоить, вся моя сущность изнывала от тоски и боли.

Отпевание уже прошло, и полный батюшка с большим золотым крестом на груди предложил попрощаться с покойным тем, кто не поедет на кладбище. Под «прощанием» понималось целование моего синюшного лба первой стадии разложения и иконки в моих связанных бечевкой руках. Я прекрасно понимал тех, кто побрезговал — я и сам при жизни не был любителем собирать микробы с покойников. Первой меня поцеловала двоюродная тетка, с которой мы неплохо ладили. Второй — соседка. Третьей — Света Михалкова, хореограф «Звезды», хотя от нее я подобного жеста не ожидал. Четвертым был Станислав Бум — артист, певец дома культуры, где я работал. Бум, конечно, не фамилия, а псевдоним; просто Станислав Кружечкин ему не нравилось. А когда меня, как Брежнева в лучшие времена, облобызало еще несколько человек, «люди в черном» из ритуальных услуг, загрузили гроб в УАЗик «буханку» и повезли на кладбище. Мои родственники и сослуживцы поехали на специально нанятых автобусах ПАЗ. И всем в округе было понятно — хоронят явно не богача.

— Прощаемся с усопшим Романом, — сказала бабушка-плакальщица уже на кладбище, возле вырытой могилы. — Может, кто-то хочет что-то сказать?