Михаил Тырин - Кладбище богов

– Что ж… – выдавил он наконец. – Я мог бы и сам догадаться. Ничего, дружок. Это вовсе не плохо, что ты не можешь убить безоружного.

– Аматис, прости, если б я знал…

– Молчи. Будь осторожен в столице. Тот, кто прислал убийцу ко мне, в конце концов найдет и тебя. Времени мало. Не доверяй никому, кроме Чебрена. В Академии не все чисто, я это чувствую. Я чувствую…

Скрипнула дверь, просунулась голова старого вурда-инвалида.

– Редре, прибыла ваша жена.

– Жена… – тихо повторил Аматис, с трудом сглотнув. – Иди, будь поблизости.

Влад встал, но Аматис на секунду задержал его, слегка пожав руку.

– Все будет хорошо, дружок. – Он попытался улыбнуться. – Все будет хорошо.

Влад быстро вышел, успев только на мгновение встретиться взглядом с Далией.

На улице он сел на какое-то бревно, потом вскочил и принялся ходить туда-сюда. Чувство бессилия отравляло душу.

Вокруг домика толпились люди, кто-то куда-то бегал, что-то носил. Казалось, один Влад в этой сутолоке остался без дела.

Потом он увидел сегодняшних гостей – префекта и нотариуса. Они шли прямо к нему, и их лица показались Владу несколько удивленными.

Наконец остановились, оба смерили Влада все тем же удивленным взглядом.

– Как он? – спросил Влад.

– Магистра больше нет с нами. – Нотариус вздохнул. – Он успел подписать документы по поводу вашего гражданства, редре.

– Аматис умер?! – У Влада зашумело в голове. Он даже не обратил внимания на слова про гражданство. И на обращение «редре».

– Есть еще кое-что, – сказал вдруг префект и протянул Владу плоскую деревянную коробочку. – Покойный просил передать вам это.

В коробочке лежала звезда магистра.

– Осторожнее! – спохватился префект, предостерегающе выбросив руку. – Вы можете обжечься. Сначала следует изменить гальваническое число вашей кожи, тогда вы сможете безболезненно прикасаться к знаку магистра.

– Зачем это мне? – пожал плечами Влад.

– Разве вы не понимаете? – Оба выпучили глаза.

– Что я должен понимать?

– Просвещенный магистр передал вам свою звезду, редре, – проговорил префект с долей пока непонятного пафоса. – Это значит, он передал вам все свои полномочия. Теперь вы – Просвещенный магистр! – И они оба нехотя поклонились.

Влад не успел даже удивиться, как вдруг по двору прошел какой-то шум и движение.

– Поймали! – закричал кто-то. – Ведут!

И тут же этот крик подхватили еще несколько человек. Влад обернулся. Он увидел Гаула, младшего сына Аматиса – тот, весь взмыленный, злой, размашисто шагал через двор, ведя за собой такого же загнанного крила.

За ним поторапливались еще несколько человек из местных, большинство Влад знал в лицо. У всех было оружие.

Они вели незнакомца, одетого в пыльную темную накидку с большим капюшоном. Его мотало из стороны в сторону, связанные руки были в крови.

Влад зашагал навстречу, набирая ход, как паровоз. Вернее, его понесло. Ноги сами решили, что им делать. Да и руки тоже.

И над головой радостно хлопал крыльями дятел.

Он остановился перед незнакомцем, с трудом сдерживая себя.

– Вы… вы его привели? Я бы растерзал на месте.

Он протянул руку и сорвал с головы убийцы капюшон.

Кровь отхлынула от лица.

На него смотрела мертвенно-бледная, насмерть перепуганная физиономия.

И принадлежала она старому знакомому – сержанту Лисину.

Под конец первого дня скитаний Петрович возненавидел красный цвет. А на следующий день не осталось сил даже и на ненависть.

Силу его духа здорово подрывало то, что все произошедшее с ним казалось абсолютно непостижимым. А значит – страшным.

Он хорошо помнил, как тихими шагами крался по полутемным галереям, как прислушивался и как шарахался от гомобов, а они от него…

И как потом услышал знакомое низкое урчание, от которого похолодело в груди. Как заметил на стене тень массивной туши, как метнулся в ближайшую дверь и оказался в полной темноте. Там налетел на что-то, упал, вскочил, снова что-то задел…

А дальше – непонятно.

Какой-то вихрь, яркие вспышки, свист… И странно знакомое ощущение, словно в тело воткнули миллион ледяных иголочек.

Петрович, как ни силился, не мог вспомнить – каким невероятным образом он оказался под ярким солнцем, на дне огромного карьера, присыпанного красноватой глиной.

Рядом громоздились обгорелые железяки, они еще дымились. И больше ничего.

Огнемет пришлось бросить – слишком тяжелый и неудобный, он мешал карабкаться по стенке котлована. А вот кругляш Петрович оставил. Неизвестно, кого придется встретить по пути.