Михаил Тырин - Кладбище богов

Гурцор велел ждать платформу. Петрович составил из ящиков что-то вроде кресла и попытался задремать.

Ему это почти удалось, но через двадцать минут его вдруг разбудил тяжелый топот множества ног и лязганье металла.

Он приоткрыл глаза. Несколько десятков тяжеловооруженных гурцоров грузились на платформу. Они двигались быстро и слаженно – выбегали из какого-то прохода, занимали место и замирали.

Платформа укатила в черный зев тоннеля, через минуту подошли еще две, пустые. Гурцор-распорядитель крикнул, чтобы начинали погрузку.

Петрович довольно лихо побросал ящики на платформу, а вот с железяками пришлось попыхтеть. Их таскали втроем – энейцы упирались изо всех сил, но основная нагрузка все равно ложилась на человека.

Между ящиками Петрович устроил себе уютный уголок, где и расположился, ожидая отправки. Платформы вздрогнули и начали быстро набирать скорость. Стало прохладно – несущийся навстречу воздух был пропитан холодом древних подземелий.

Петрович скорчился, обхватив себя руками, и бездумно смотрел в темноту тоннеля. Энейцы тоже притихли, спрятавшись за ящиками от набегающего потока воздуха. Никто не удосужился объяснить, долгим ли будет путь. Петрович никак не мог решить – попытаться ли ему уснуть или просто подождать. Хотя спать хотелось. Платформы мягко качались и убаюкивали.

Дорога все же затянулась. Лишь спустя полтора, а то и два часа тоннель вдруг начал светлеть.

Петрович встряхнулся, сделал несколько энергичных движений, чтобы выгнать из складок одежды притаившийся холод. Через несколько минут взору предстал просторный зал станции, почти повторяющий тот, из которого он уехал.

А еще через минуту он увидел такое, что по телу прошел озноб.

Гурцоры-воины, которые на его глазах грузились на платформы, все были здесь. Растерзанные, переломанные, изуродованные, они лежали по всему залу, как брошенные куклы.

Петрович никогда не видел, какого цвета у гурцоров кровь. Оказалось, она коричневая, почти черная. Ее было много, целые лужи.

Платформы качнулись в последний раз и остановились. Энейцы тихонько заскулили, съежились, затерялись между ящиками.

Откуда-то раздался низкий вибрирующий рык, перешедший в надсадный вой. Что-то грохнуло, словно обрушилась гора железных болванок.

Петрович боялся пошевелиться. Даже дышать он пытался тихо-тихо, чтоб не выдать себя. Первой мыслью было соскочить с платформы и убежать обратно в тоннель. Но тут же стало ясно – оказаться одному в темноте будет еще хуже…

– Эй, – тихо позвал он энейцев.

Те заскулили и затрепетали, как пойманные рыбешки.

– Вы этот паровоз включать умеете? Уехать бы нам отсюда…

Энейцы не умели управлять платформами, это мог только гурцор на станции. Надежда умчаться отсюда с ветерком оказалась напрасной.

– Не пищите! – цыкнул Петрович. – Будем тихо сидеть, пока новые вагоны не подойдут. Они ж там должны помощь прислать.

Он забился в щель между ящиками и постарался превратиться в неподвижное изваяние. В подземелье гуляли неясные звуки: капала воды, иногда что-то скрипело или скрежетало, шипел в трубах неизвестный газ или воздух.

Уже через пару минут затекла нога, и пришлось пошевелиться. Вскоре Петрович понял, что сидеть и ждать неизвестно чего совершенно невыносимо.

Он в очередной раз переместился в своем убежище, чтобы сесть поудобнее, когда воздух вновь сотряс мощный вибрирующий рык. Петрович застыл в напряженной позе, по коже разбежались мурашки.

Следом послышались тяжелые мягкие шаги. Как будто рядом прогуливался слон в плюшевых тапочках. Был и еще один звук – легкое дробное цоканье, которое происходило, скорее всего, от когтей какого-то животного.

Ни жив ни мертв от страха, Петрович выглянул в щель между ящиками. Сначала он ничего не видел, только часть обшарпанной стены, на которую бросал полосу света химический фонарь.

И вдруг на стену упала тень…

Рычащее чудище было размером с хорошего быка. Тело бесформенное, уродливая морщинистая голова представляла с туловищем почти единое целое. Толстые кривые ноги местами покрывала редкая шерсть, слипшаяся от крови.

На спине и боках болтались какие-то железяки, словно остатки ортопедического корсета. Несколько оборванных шлангов и трубок тащились сзади.

А вот кожа была нежно-розовой, отчего неведомая образина выглядела особенно тошнотворно.

Рядом с чудищем проскочила какая-то быстрая тень, потом еще одна. Петрович наконец понял – вокруг вьется стайка гомобов.