Рэй Брэдбери - Что-то страшное грядёт

— Прыгай! Скачи! Кричи!

Он подтолкнул Вилла, повернул боком и принялся выворачивать его карманы, пока не извлек поблескивающий предмет.

Губная гармоника.

Отец выдул из нее аккорд.

Вилл замер, уставившись вниз на Джима.

Отец влепил ему оплеуху.

— Шевелись! Не глазей!

Вилл сделал шажок.

Отец выдул еще аккорд, дернул Вилла за локоть, вскинул вверх одну его руку, другую.

— Пой!

— Что?

— Господи, парень, что-нибудь!

Гармоника изобразила нечто отдаленно напоминающее «Лебединую реку».

— Пап. — Вилл шаркал ногами, качал головой, безмерно усталый. — Глупо!..

— Вот именно! То , что надо! Чертов глупый тупица! Дурацкая гармоника! Фальшивая мелодия!

Отец издал громкий клич. Попробовал кружить, точно танцующий журавль. Однако он, как ни старался, не проникся еще в полной мере сумасбродством. Надо, непременно надо превозмочь себя!

— Вилл, громче, смешнее, как говорится! К черту, только не позволяй им пить твои слезы и жаждать еще! Вилл! Не давай им завладеть твоим рыданием, вывернуть его наизнанку и обратить в свои улыбки! Будь я проклят, если позволю смерти сделать себе праздничный убор из моей хандры. Не уступай им ни крошки, Вилли, отпусти суставы! Дыши глубже! Выпусти пар!

Он дернул Вилла за волосы.

— Ничего… смешного…

— Сколько угодно ! Я! Ты! Джим! Все мы! Вся эта чертова кутерьма! Гляди!

И Чарлз Хэлоуэй принялся гримасничать, выпучил глаза, сплющил себе нос, подмигивал, прыгал, словно шимпанзе, кружился в обнимку с ветром, увлекая Вилла за собой, взбивал чечеткой пыль, откинул голову назад, лая на луну.

— Смерть смешна, будь она проклята! Наклон… два… три… Ножками, ножками… «Далеко на Лебединой» — как там дальше, Вилл? «Далеко, далеко!» Вилл, не слышу твой богомерзкий голос! Паршивое девичье сопрано. Воробей в жестяной банке. Прыгай, парень!

Вилл подпрыгнул, присел, щеки его разгорелись, в горле щипало, как от лимона. В груди словно надувался шар.

Отец сосал серебряную гармонику.

— «Там, где наши старики»… — подсказал Вилл.

— Так держать! — крикнул отец.

Шаг, подскок, прыжок, пробежка.

Где Джим? Джим был забыт.

Отец пощекотал Виллу ребра.

— «Женщины Кейптауна песни распевают!»

— Ай-люли! — выкрикнул Вилл. И повторил нараспев: — Ай-люли!

Шар продолжал расти. Что-то щекотало в горле.

— «Ипподром кейптаунский флаги развевает!»

— Ай-люли-люли-люли!

Мужчина и мальчик прошлись менуэтом.

И в разгар танца свершилось .

Вилл почувствовал, как шар внутри него разросся дальше некуда.

Он улыбнулся.

— Что я вижу? — поднял брови отец.

Вилл фыркнул. Вилл захихикал.

— В чем дело ? — спросил отец.

Сила взрыва горячего шара раздвинула зубы Вилла, откинула его голову назад.

— Папа! Папа!

Он подпрыгнул. Он схватил отца за руку. Он скакал, как безумный, гикая, крякая по-утиному, кудахтая по-куриному. Хлопал себя ладонями по прыгающим коленям. Разметывал пыль подметками.

— «О Сусанна!»

— «Не плачь ты…»

— «…беспрестанно!»

— «Вернулся ведь я…»

— «..домой…»

— «… и банджо мое…»

Вместе:

— «…со мной!»

Гармоника билась о зубы, сипя, и отец извлекал из нее громогласные аккорды безудержного веселья, кружа и ударяя себя по пяткам.

— Ха! — Они столкнулись, еле устояли на ногах, стукнулись локтями, хохочущими головами. — Ха! О боже, ха! Господи, Вилл, ха! Ноги не держат! Ха!

И в разгар буйного хохота…

Чих!

Они круто развернулись. Они вытаращили глаза.

Кто лежит там на озаренной луной земле?

Джим? Джим Найтшейд?

Он шевельнулся ! Рот приоткрылся , веки дрожат ? Щеки порозовели ?

Не гляди! Отец лихо закружил Вилла в новом танце. Они распевали, взмахивая руками, и губная гармоника сипела, давясь визгливыми звуками, и отец изображал то аиста, то индюка. Они прыгали туда-обратно через Джима, как через лежащий на траве валун.

— «Кто-то там на кухне с Диной! Кто-то там на кухне…»

— «…и я знаю кто-о-о!»

Губы Джима раздвинулись, пропуская язык.

Никто не заметил этого. Или не показал виду, боясь, что это случайно.

Дальше Джим управился сам. Его глаза открылись. Он смотрел на пляшущих сумасбродов. Невероятно: он вернулся из многолетнего странствия. И никто не встречает его возгласом: «Привет!» Знай отплясывают что-то вроде самбы. К его глазам подступили слезы. Но так и не пролились. Губы Джима изогнулись в улыбке. Он тихонечко хохотнул. Потому что… ну да! Это же балда Вилл и его сумасбродный старик отец, библиотекарь, прыгают перед ним, точно гориллы, дубася костяшками пальцев пыльный луг… Их лица не поддавались описанию. Плясуны наклонялись над ним, били в ладоши, шевелили ушами, обдавали его разливными каскадами звонкого хохота, которые ничто не могло остановить — хоть бы небо обрушилось на землю или земля разверзлась под ногами. Они стремились заразить Джима своей радостью, поджечь запал, чтобы вызвать сперва слабенький хлопок, потом выстрел и наконец оглушительный залп веселья!