Райдо Витич - Чудес не бывает

— Не сердись. Если б я не увидел, как ты к Исвильде относишься, я б слова вообще не сказал.

— Что за забота у тебя к ней?

Мужчина помолчал, поглядывая в расцветающее утренними красками небо, и спросил:

— Хочешь, расскажу историю?

— Жажду, — заверил Оррик.

— Жила была девочка. Росла в обычной семье, получала обычное воспитание, и как обычно пришла пора ей влюбиться. И любовь первая была тоже, обычной — несчастной. Дружок ее оказался парнем ветреным, глупым. Сделал ей ребенка и умчался совершать воинские подвиги. Родители, узнав о грехе дочери, сначала хотели отправить ее в монастырь, но потом передумали — жених объявился, что за хорошее приданное готов был закрыть глаза на некоторые недостатки невесты. Понятно он не знал, что она беременна — родители сваливали все на недуг дочери. Сыграли свадьбу, и вскоре недуг сказался так сильно, что она разрешилась от бремени раньше любого приличного срока. Муж был в отъезде, и когда она родила, знать не мог. С помощью верной служанки удалось скрывать какое-то время, что дитя явилось на свет. Но надо сказать, что муж этой несчастной был мужчиной жестоким и неглупым, и как та не уверяла его, что ребенок родился таким большим сразу, он не верил, хотя сомнения все же она в него посеяла. Он признал его. Однако это не спасло дитя от неприятностей, как и его мать. Ночью муж забрал ребенка и отвез в лес, оставив на волю Божью, что, по его мнению, и должна была решить спор — чей ребенок. Его, значит, вернется, нет, значит, и печалиться не о чем. К утру мать обнаружив исчезновение дитя впала в истерику и умоляя мужа вернуть ребенка призналась в грехе. Муж, понятно, стал неумолим, и бедная женщина заработала нервную горячку. Она сходила с ума по ребенку и выла на весь замок. Ее заперли, связали, убедив мужа, что она невменяема. Впрочем, так и было. Она повредилась умом от горя. Но ребенок остался жив. По лесу, видно посланный по воле Божьей, проходил отряд всадников, что, услышав крики голодного младенца, без труда нашли его в зарослях ракиты и взяли с собой. Пеленки удивили их — явно не тряпье крестьян. К тому же вензеля… Отряд остановился в замке родственника мужа несчастной женщины. Ему рассказали эту странную историю, показали младенца. Увидев и узнав дитя, родственник разгневался и призвал нечестивца, что решил избавиться от ребенка столь зверским способом. Произошел неприятнейший разговор, в котором каждый стоял на своем и не собирался верить и слушать другого. После родственники не общались, рассорившись вконец. Один был уверен, что прав он, а его собеседник закоренелый негодяй, другой, что прав он, а его оппонент выжил из ума. Ребенок остался в пригревшем его замке и рос вроде признанным, а вроде нет. И понятия не имел, что его мать жива. А та, после четырех лет заточения и муштры, совсем одичала и стала похожа на дрессированную лошадь. Родила одного ребенка, через некоторое время другого и вроде бы успокоилась, но как-то раз увидела свое погибшее дитя. Узнать его было нетрудно — лицо, стать, манеры — вылитый возлюбленный, что по странности, которым в этой истории несть числа, был похож на ее мужа. Эта схожесть сбивала с толку и его, заставляя возвращаться к сомнениям и вновь пытать женщину. Та, пугаясь, путалась, говоря то одно, то другое и окончательно заморочила голову мужу. Но суть не в том. Когда она поняла, что ее первый ребенок жив, маска безвольной куклы спала и в испуге, что участь несчастного ребенка будет и участью других ее детей, решила бежать. Надо сказать, ее можно понять. За приличный срок жизни с мужем она поняла, насколько тот жесток и груб, злопамятен и невоздержан. Она была уверена — он ненормален. И бежала. Старшего ребенка забрать не удалось — того с пеленок держали отдельно от матери, боясь, что та заразит его своим безумием, но младший был с ней, хоть и под присмотром многочисленных нянек и стражей. И вот в одну ночь женщина попыталась скрыться с ним, но…

— Хватит!

Оррик вскочил, прекрасно понимая, о чем и о ком толкует Лексинант. Постоял, приходя в себя от столь невероятной истории, и глухо спросил:

— Имена?

— Тот кто спас дитя — Гелигрант Де Ли. Остальные имена ты знаешь.

— Невероятно… невозможно… — в волнении и сомнении прошептал Орри.

Мужчина пожал плечами:

— Жизнь. Тебе ли не знать какие чудеса устраивает эта кудесница руками своих слуг — людей. Хочешь вторую историю?

— Мне бы переварить эту, — глухо бросил Даган. Покрутился, ища спасения от обуявших его чувств, и присел напротив Лебрента, заглянул ему в глаза: