— Нет, мессир, — опустил голову тот.
— Тогда в чем дело? Чего ты боишься?
Парень с минуту молчал и тихо ответил, стараясь не смотреть в лицо Даган:
— Лошади скидывают, мессир.
Орри отчего-то стало больно, по лицу судорога прошла:
— Ну-у…
Что сказать? Да, скидывают, а бывает лягаются — тут ничего не поделаешь. Если боишься животное, то и животное боится тебя, справиться же со страхом слова не помогут.
— Боишься боли?
— Не люблю, — призналась Исвильда.
— Хорошо, тогда не думай о плохом и не пугай коня своим страхом.
Подхватил парня и усадил в седло.
Тот побелел и на смерть вцепился в поводья, но было видно, что в седле держаться умеет.
— Не торопись, привыкни, — посоветовал Орри.
Исвильда глубоко вздохнула и поерзала в седле, предполагая, что свалиться или лошадь понесет. Но рысак переминался с ноги на ногу и мирно жевал удила, с пониманием поглядывая на Орри. Мужчина улыбнулся:
— Как видишь, скидывать он тебя не собирается.
Девушка, сообразив это, улыбнулась в ответ, чем смутила Оррика, и тот поспешил прочь.
Выехали не спеша, но как только перешли подъемный мост пошли рысью, стремясь прочь от замка.
Даган поставил во главе отряда Гарта, а сам шел в хвосте, подгоняя отстающих.
Как правило, это оказывалась Исвильда, что тряслась в седле с бледно-зеленым видом, окаменев с поводьями в руках.
Девушку мало укачивало, так еще и страх свалиться сжимал желудок и туманил голову. И она постоянно сбивалась с ритма, лишний раз боясь подогнать коня.
Кто-то пускал ехидные ремарки в ее сторону, кто-то что-то предлагал, кто сочувствовал, но она не слышала — ей казалось, она вновь несется по лесу и вот-вот будет скинута лошадью в овраг. Тело онемело и болело, солнце пекло голову, в висках бился ритм копыт и мелькали перед глазами спины товарищей, ряды деревьев.
Она старалась не спешить, чтобы как-то справиться со страхом и общим состоянием души, которая казалось, скачет под копытами.
Орри в сотый раз обернувшись, эаметил, что мальчишка значительно отстал, оставшись за поворотом и чертыхаясь, развернул коня.
К этому времени Исвильда наконец заметила, что впереди, никого нет и в панике пришпорила рысака, не соображая что делает. Тот пустился вскачь, мутя разум девушки.
Даган выехав из-за поворота, увидел одинокого всадника и замер, не зная видение перед ним или реальность — волосы Исы ореолом окружали голову, лицо было несчастным и в тоже время отрешенно прекрасным, глаза же полны слез и страха.
И только тупица мог принять всадника за мальчика.
Оррик остановил ее лошадь, перехватив поводья и, с укором уставился на девушку, а у той слов не было, только немая мольба в глазах, от которой сердце мужчины сжалось. Он подхватил фальшивого пажа за талию и пересадил к себе, крепко прижав к груди:
— Не бойся, все в порядке, я рядом.
— Где же ты был раньше?! — всхлипнула Исвильда, не в силах сдержать накопившееся отчаянье, боль, страх. Прижалась к Орри, пряча слезы в глазах, вцепилась в колет.
Глупец, как он мог усомниться?
Как мог не увидеть сразу кто перед ним?
— Господи… Исвильда… — прошептали губы, ладонь сама легла на голову девушки, обнимая как сокровище. Горло сдавило спазмом и стало оглушительно тихо в голове, в груди. — Что же ты молчала, малышка? Где же ты была?…
А в голове туман, и сердце забыло как гнать кровь по жилам, и ничего не надо, и ничего не имеет значение — только она, рядом.
Град вопросов и ответов теснят грудь, но ни один не вырывается наружу, не нарушает минуту озарения, сходного с прикосновением к чуду. Миг счастья ради которого стоило жить и только ради него.
Ради нее.
Остальное не в счет…
— Ты меня вспомнил? — удивилась и обрадовалась она, доверчиво заглядывая ему в лицо.
— Не забывал, — прошептал, как `люблю'.
Зрачки девушки стали огромными от удивления.
— Ты помнил ту глупую девчонку?
Орри замотал головой, хотел сказать самую красивую, самую чудесную, самую, самую… Да не смог, пошлыми слова показались, глупыми.
— Поедешь со мной, — вместо этого, с трудом ворочая онемевшим языком, глухо сказал Даган, а рука, боясь, что девушка исчезнет, все прижимала ее к груди.
— Нет, — дернулась Исвильда. Как не хотелось ей остаться с ним, открыться, рассказать о своих мытарствах — но стыд от разоблачения во лжи, страх оттого, что, узнав, что она та карга, что женила его на себе, Даган выгонит ее из своей жизни, не простит и не поймет, смел все желания, заставив покраснеть и смутиться.
Читать дальше