Райдо Витич - Флора и фауна

— Я сделаю это за два дня!

— Ты только что говорила, что ничего не знаешь, не можешь. Как мне тебе верить?

— Я принесу! Возможно, завтра!

— Все равно, информация не стоит больше двадцати пяти тысяч.

— Я принесу копии на всех, кто там есть! Аппаратура стоит дорого…

— Тебя снабдят.

— Все равно!

— Именно. Двадцать пять. Хорошая цена, милая. Я могу предложить эту сумму другому…

— Хорошо, тридцать!

— Тридцать? — Бройслав опрокинул ее на постель и сжал так, что Валя вздохнуть не могла. — Договорились. Если в течение трех дней досье будет у меня, ты получишь тридцать тысяч долларов…

— Евро! — прохрипела.

Бройслав рассмеялся — ничто его так не смешило, как обнаженная суть человека, у которого все ценности имеют четкие ценники.

Он впился губами в шею Вали, заставил ее вскрикнуть от своего укуса и заговорил ей в лицо, раздражаясь оттого, что она крепко жмурится, чтобы только не видеть его:

— Я согласен. Но сначала отработай те десять. В прошлый раз ты была холодна и разочаровала меня, и сейчас ведешь себя очень плохо, заставляешь жалеть о потраченной сумме и времени. Веди себя активно, покажи, на что ты способна в постели, и я поверю, что ты на что-то способна и в жизни, пойму, что не зря плачу тебе. Давай, милая, докажи мне, что достойна той суммы, что я тебе заплатил, покажи, как умеешь любить. А может, мне познакомиться с более страстной женщиной, чем ты? Но тебе придется вернуть полученное в таком случае.

— Нет!…

— Тогда докажи мне, что я не зря потратился.

Холодный прищур его глаз стал приговором Вале. Ее душа взвыла, а тело, проданное на усладу ненормальному богачу, вынуждено было отработать материальные желания хозяйки, стать игрушкой в жестоких руках.

Думал ли Бройслав, что насилует девушку? Нет. Он всего лишь утолял голод и глушил тоску, как делал это в ресторане, принимая пищу, а потом оплачивал счет.

Думала ли Валя, что подверглась изнасилованию? Да, но не давала этого понять ни себе, ни ему, честно отрабатывая немаленькую по ее меркам сумму, как отрабатывала деньги, просиживая в офисе и ублажая периодически Макрухина, который платил значительно меньше, а требовал куда больше.

И одного она не понимала и не могла понять — она была в лучшем положении, чем Бройслав, имея вполне четкую осязаемую цель. Она хотела денег, она их получала. Бройслав же желал того неведомого, чего не могли ему дать ни Валя, ни самая искусная гетера, ни капитал, ни успехи в бизнесе. Счастье Вали было почти в ее руках, почти рядом, всего лишь в каких-то пару дней пути. Счастье же Бройслава оставалось призрачным и недосягаемым, как бы он ни стремился к нему.

Он понимал это отчетливо и злился, чувствуя слепую ярость, что с каждой минутой проявлялась сильнее и грозила изуродовать девушку только за то, что она не может дать мужчине.

Бройслав оттолкнул ее и пошел в туалетную комнату, бросив на ходу:

— Чтоб через пять минут тебя здесь не было.

Вале не нужно было повторять дважды. Она поспешила убраться, заранее готовя себя к отказу, если последует новое предложение от охранника Энеску. Больше она с ним в постели встречаться не хочет, ни за что, никогда. Она бы и в жизни с ним встречаться не хотела, но тридцать тысяч — аргумент против излишней щепетильности и гордости.

Бройслав умылся ледяной водой и уставился на свое отражение: чего ты хочешь? Что с тобой происходит?

Из года в год, изо дня в день с ослиным упрямством искать в этом прагматичном, жестком и изощренном в своих правилах игры мире то, чего быть в нем не может, в силу той же жесткости, диких, абсолютно звериных законов жизни, которые перемалывают личность с равнодушной отстраненностью… как только что Бройслав трахал секретаршу Макрухина.

— И чего же ты хочешь? — зло оскалился на себя в зеркало.

И головой качнул: как объяснить то, чему нет объяснения?

Мистика?

Паранойя?

Романтик он или безумец, придумавший себе черт знает что и бредущий за этим словно обессиленный в пустыне за миражом?

Ее ли он ищет, ту, что скорей всего не существует и не существовала в природе, или себя, того, который с юношеским идеализмом наделил пустой образ какими-то сугубо ему понятными достоинствами, поверил в них и прикипел душой так, что не оторвать, не отговорить. И душа воет от тоски, отвергает любую иную женщину, любые иные отношения, и копит ярость, не встречая той, которую сам себе создал.

В комнату постучали.

Энеску нехотя кинул:

— Да.