Он продолжал осматривать разрушенный муравейник и, наконец, обнаружил крошечную насыпь, на вершине которой была установлена отшлифованная водой галька, по форме напоминавшая буддистский надгробный памятник. Под нею он нашел впрессованное в глину тело мертвой самки муравья.
Его звали Рики, что переводится как "Сила"; но люди называли его "Рики-простак" или "Рики-дурачок" – "Рики-бака", потому что он был рожден, чтобы оставаться вечным ребенком. По той же самой причине они были добры к нему, даже когда он поджигал дом, поднося зажженный фитиль к занавесу от москитов, и хлопал в ладоши от радости при виде пламени. В шестнадцать лет он был высоким, сильным парнем, но по уму оставался двухлетним ребенком и поэтому играл с очень маленькими детьми. Большие соседские дети, от четырех до семи лет, не хотели играть с ним, потому что он не мог научиться их песням и играм. Его любимой игрушкой была палка от метлы, которую он использовал как игрушечного коня, часами катаясь на ней вверх вниз по склону и сопровождая это удивительным смехом. Но, наконец, поднятый им шум начал раздражать владельца того дома, который стоял рядом со склоном, и тот вынужден был попросить его подыскать другое место для игр. Рики покорно поклонился и ушел, с грустью таща свою палку. Всегда ласковый и совершенно безобидный, если не позволять ему играть с огнем, он редко давал повод для жалоб. Его участие в жизни той улицы было едва ли большим, чем участие собаки или цыпленка, и когда он, наконец, исчез, владелец того дома не тосковал по нем. Несколько месяцев прошло, прежде чем он вспомнил о Рики.
– Что случилось с Рики? – спросил он однажды старого дровосека, который снабжал всю околицу дровами. Он вспомнил, что Рики часто помогал ему носить вязанки дров.
– Рики-бака? – спросил старик. – О, Рики умер, бедняга! Да, он внезапно умер почти год назад; доктора сказали, что у него была какая-то болезнь мозга. А знаете, с этим бедным Рики связана одна история. Когда Рики умер, его мать написала его имя, "Рики-бака", на ладони его левой руки – "Рики" китайским иероглифом, а "бака" на кане [79]. Она горячо молилась, прося, чтобы он заново родился в более счастливом положении. Приблизительно три месяца назад в благородном доме Нанигаси-сама, в Кодзимати [80], родился мальчик, у которого на ладони левой руки были иероглифы, которые читаются "РИКИ-БАКА"! Те люди поняли, что это рождение случилось в ответ на чью-то молитву, и повсюду расспрашивали об этом. В конце концов, торговец овощами сообщил им, что простой парень по имени Рики-бака жил в квартале Усигомэ и что он умер прошлой осенью. Они послали двух слуг отыскать мать Рики. Слуги нашли мать Рики и рассказали ей о том, что случилось. Она была чрезвычайно довольна, ведь дом Нанигаси очень богат и известен. Но слуги сказали, что семье Нанигаси-сама очень не нравится то, что на руке ребенка красуется слово "Бака". "Где ваш Рики похоронен?" – спросили они. "Он похоронен на кладбище Дзэндодзи", – ответила она. "Пожалуйста, дайте нам немного глины с его могилы", – попросили они. Тогда она отправилась с ними к храму Дзэндодзи и показала им могилу Рики. Они взяли немного глины с могилы, завернули ее в фуросики [81]и дали матери Рики немного денег.
– Но зачем им нужна была та глина? – спросил владелец дома.
– Ну, – ответил старик, – вы знаете, это нужно было для того, чтобы с руки ребенка исчезло то имя. Нет никаких других средств удалить иероглифы, которые таким образом появляются на теле ребенка. Нужно потереть кожу глиной, взятой с могилы тела, в котором его душа была в прошлой жизни...
Голубое видение глубины, затерянной в высоте – море и небо, перетекающие друг в друга в блестящем тумане. Весенний день. Утро.
Только небо и море – одна голубая громадность... Впереди рябь отражает серебристый свет. Тонкие струйки пены кружатся в водовороте. Но немного дальше не видно никакого движения и нельзя различить цвета: неясная теплая голубизна воды, простирающаяся вдаль и тающая в голубизне воздуха. Там нет горизонта: лишь даль, вздымающаяся в бесконечность – необъятная вогнутая поверхность перед вами и сильно выгнутая над вами; цвет, становящийся интенсивнее с высотой. Но где-то в голубой середине нависает слабое-слабое видение дворцовых башен с высокими крышами, рогатыми и изогнутыми, подобно луне, – какой-то призрак странной древней роскоши, освещенный солнечными лучами, приглушенными, как память.
Читать дальше