Мишель Цинк - Пророчество о сёстрах

Миг, и они уже стоят возле меня. Я бросаюсь в объятия отца.

— Папа! Это ты?

Голос мой звучит приглушенно, потому что я уткнулась лицом папе в плечо.

Смех его окружает нас, точно облако, вибрирует в широкой груди.

— Ну конечно, я, солнышко! А кого еще ты бы ожидала увидеть рука об руку с твоей милой мамой?

Упоминание матери заставляет меня вспомнить, что мы с отцом не одни.

— Мама! Поверить не могу… просто не верится, что это ты.

Она улыбается и наклоняет голову движением, что сразу напоминает мне о тете Вирджинии — и немного об Элис.

— Я не могла не прийти. Похоже, мы нужны тебе еще больше, чем прежде.

В глазах ее стоит тревога.

Я киваю.

— Я узнала о пророчестве и своей роли в нем. Мне надо найти список имен, но я не знаю, куда папа его спрятал. — Я поворачиваюсь к нему. — Ведь это был ты? Когда мы разговаривали через Соню… через… духовидицу?

Я вспоминаю слово, что употребила Соня, находясь в спиритическом трансе.

После недолгого колебания отец кивает.

— Я пытался рассказать тебе про список, но плохо слышал тебя. А потом явился ОН.

От этих слов по коже у меня пробегает холодок — хотя ветер по-прежнему тих.

— Да.

— Мне пришлось удалиться, не то меня могли бы поймать и заточить в Пустоши. Я и так оказался бы там, когда бы не могущество твоей мамы. С тех пор мы так и ускользаем от них.

Он поворачивается взглянуть на маму и, приобняв ее, привлекает к себе движением, исполненным такой нежной любви, что к горлу у меня подступает комок.

Затем он снова поворачивается ко мне.

— Я знал, что буду нужен тебе. Вот почему я еще не пересёк черту… почему мы оба остались тут. — Он оглядывается по сторонам и понижает голос. — По всем мирам раскатилась весть, Лия. Приказ остановить тебя, если только кто-либо тебя заметит. Самуила тут боятся превыше всего на свете, и его воинство подчинило себе наиболее слабых духов из тех, что обитают здесь, заставило их выполнять распоряжения Зверя. У них шпионы на каждом углу. У нас есть союзники… те, кто поможет нам, если только сможет. Но эти союзники не сумеют сдержать натиск падших душ. Тебе небезопасно тут находиться, да и нам тоже.

Я набираю в грудь побольше воздуха.

— Тогда надо действовать быстро. Папа, открой мне, где список, — чтобы я могла отыскать оставшиеся ключи.

Он наклоняется вперед и, почти касаясь моего уха губами, шепчет:

— Я оставил их на попечении того, кого люблю. У меня в спальне.

Я пытаюсь расшифровать его слова, вспоминая все наши поиски там.

— Но я же…

Он вскидывает руку, останавливая меня, точно боится, что я наговорю лишнего, и, прижав палец к губам, оглядывается по сторонам. Я понимаю, что это значит: возможно, за нами следят, даже сейчас.

Поэтому я просто качаю головой, стараясь дать понять ему, что списка там нет. Что я искала и искала, но списка так и не нашла.

Однако отец решительно кивает, словно подтверждая: да, список там, попробуй поискать снова.

Я мысленно повторяю слова: «Я оставил их на попечении того, кого люблю. У меня в спальне».

Видение вдруг встает у меня перед глазами: так легко и просто, словно я с самого начала это и знала. Глядя отцу в глаза, я киваю, чувствуя, как разгорается надежда у меня в груди.

Он бросает взгляд на потемневшее небо, на тени, сгущающиеся там, где еще недавно не было никаких теней.

— Лия, нам пора. Наше время подходит к концу.

От одной мысли о том, что они должны уходить, в груди у меня все так и сжимается. Против воли, но я уже привыкла к той роли, что уготована мне в пророчестве. Привыкла обходиться без успокаивающих объятий отца, без его надежной руки. Тем не менее, снова оказавшись с родителями, пусть даже и на миг, я тут же вспомнила обо всем, что утратила.

— Я не хочу уходить! Хочу остаться с вами! — Мне вовсе не стыдно, что я ною, точно капризный ребенок.

Мама выступает вперед и обнимает меня.

— Лия! — Она вздыхает, уткнувшись в мои волосы. Шея ее пахнет жасмином. — Прости, что навлекла на тебя все это. Но ты — Ангел, единственная сестра, которая может избыть пророчество раз и навсегда. Так уж суждено судьбой, как бы мы ни желали, чтобы все сложилось иначе. От начала времен предназначено, что это будешь ты. Тут нет никаких ошибок, Лия. И не было. Много веков сестры ждали тебя и только тебя.

Мне хочется возразить ей — даже теперь, после всего, что я видела. Однако в ее словах заключена правда. Я киваю, глядя в глаза, столь похожие на те, что вижу я каждое утро, смотрясь в зеркало, висящее у меня над умывальником. Я киваю, чтобы показать ей: я все поняла. Я принимаю свой долг, свою роль в пророчестве, что передала она мне. Я не боюсь.