Кирилл Партыка - Час, когда придет Зуев

— Зуев, это вы? — услышал Алексей прямо над собой до отвращения знакомый голос.

И тотчас разочарованное: — Ах, вот это кто.

Юрий Иванович опустил фонарик. Волин понял, что это опять сон, вагонный кошмар, видение катастрофы, обернувшееся явью. Ему показалось, что он узнал даже выглядывающий из-под обломков столик, за которым они с Лобановым беспечно попивали водочку в начале этой проклятой поездки. И опрокинутый титан для кипятка, похожий на пузатое туловище без конечностей. И переломившуюся пополам полку.

Алексей взглянул на свою грудь и почувствовал, что слабость наваливается на него бетонной плитой. Грудь Волина пропорол рваный металлический клин, пригвоздивший его к земле, словно булавка бабочку к листу картона. Свитер вокруг раны густо пропитался кровью.

Юрий Иванович пошарил лучом фонаря по склону железнодорожной насыпи и повернулся, собираясь уходить.

— Вы же обещали, — прохрипел Волин из последних сил. Железный клин не то жег, не то промораживал его изнутри.

— Что я вам обещал? — нехотя обернулся толстячок.

— Вернуть… вернуть…

— В исходную точку, — докончил коротышка. — И чем вы недовольны? Вы попали к нам именно отсюда. Неужели трудно было догадаться? Так что — всего наилучшего. — Он осторожно переступил через тлеющую вагонную переборку.

«Серега!» — беззвучно позвал Волин. Но теперь он точно знал, что Лобанов не придет ему на помощь в последнюю минуту. И бессвязно подумал: «Лариска небось опять вареников налепила…» Алексей пошевелился, и в бедро ему уперлось что-то твердое и продолговатое. Он сразу догадался, что это такое. Волин до хруста сжал зубы, изогнулся и запустил руку в карман.

— Стой… гад! — голос Алексея, усиленный бешенством, прозвучал вполне отчетливо.

Юрий Иванович, чей силуэт маячил теперь на грани видимости, опять обернулся.

Волин непослушным пальцем взвел курок газового револьвера, который недавно стрелял, как кольт «магнум» в плохих кинобоевиках. «Сейчас-то он у меня бабахнет, — подумал Алексей, с трудом удерживая на весу прыгающую руку. — Только бы не промазать». — Бросили бы вы эту штуку, — недовольно проворчал Юрий Иванович. — Сколько можно объяснять, вы не туда целитесь.

— Вот тебе за все! — выдохнул Алексей и даванул на спуск.

Револьвер, кажется, не подвел. Но Волин не успел этого понять. Внутри у него что-то взорвалось, полыхнул невыносимо яркий свет, и тело будто рассыпалось на тысячу мелких осколков…

— Алешка! Ты? Вернулся?! — Лобанов уронил ружье и метнулся навстречу приближающимся шагам.

Вынырнувший из снегопада человек был не Алексей, это стало ясно с первого взгляда. Увидев Лобанова, он остановился, спросил тревожно:

— Вы кто? Вы что тут делаете?

Раздался щелчок, и в Сергея уперся луч фонаря. Лобанова передернуло. «Опять? По новому кругу?» — Вот вы где, — удивленно произнес Юрий Иванович. — Чего же? Шли бы себе, раз отпустили.

Лобанов украдкой огляделся, но толстячок, похоже, путешествовал в одиночку.

— Где мой друг?

— Что вы мне задаете такие вопросы? Вы захотели уйти — вам не препятствовали. А дальнейшее нас не касается.

По тону Юрия Ивановича Сергей безошибочно угадал, что тот врет, и надвинулся на коротышку, как ожившая телефонная будка.

— Где Волин? Я ведь и по-другому могу спросить.

— Вы на меня жути не нагоняйте, — отмахнулся толстячок. — Прибыл ваш друг точно по назначению. Как мы и обещали.

— Ты не крути, — сурово сказал Лобанов. — Куда это он прибыл? (Не мог коротышка просто повернуться и уйти. Не было у него силы отвязаться от настырного собеседника. Сергей это видел.) — Что вы меня допрашиваете? — …В исходную точку?

Юрий Иванович тяжело вздохнул, будто ему предстояло тащить в гору непосильный груз.

— Хорошо, — согласился он. — Давайте начистоту. Вы ведь давно все поняли. Что случилось, по какой причине вы оказались у нас и… где эта пресловутая точка.

— Допустим. Так вы хотите сказать, что Алексей…

— Вот именно, — утомленно кивнул толстячок. — Вас же никто не обманывал.

— Ну ты и мерзавец, — сказал Лобанов, сжимая кулаки.

— Вы несправедливы, — мягко возразил Юрий Иванович. — Вы, — он ткнул пальцем в Сергея, — именно вы не вписались в систему. Кто же виноват? У вас с другом был выбор, и вы его сделали.

— Тогда я вернусь, и от вашей системы останутся рожки да ножки. И не рассказывай мне про пустыню.

— Я вам расскажу про другое, — сказал толстячок, отступив на шаг. — Видите ли, какое дело. — Он замялся. — Друг ваш все равно… ну, вы сами понимаете. Так что ничьей вины перед ним нет. Ни моей, ни вашей. А вот с вами не все так просто. — Слова не шли у Юрия Ивановича с языка.