Александр Матюхин: Самая страшная книга 2018 (сборник)

– Да будет вам известно, что ваша война – это пережиток. Неужели вы не понимаете, что начинается новая эра? Еще немного, и «тыловые крысы», как вы изволили выразиться, построят новый мир, где не будет места ни войнам, ни суевериям!

– А мне кажется, война будет всегда, – тихо сказал я, вспомнив отца.

– Вздор, мой дорогой мальчик! Конфликты, что сейчас еще вспыхивают, – это лишь последние судороги варварства. Театр военных действий так же нелеп, как и театр ужасов. А что до крови, то я навел справки: она действительно настоящая. Берут на скотобойне купца Полухина, по рублю за ведро. Что до моих методов допроса…

Он жестом фокусника извлек из кармана визитки переливающееся искорками бриллиантовое колье.

– Честно говоря, подделка, – вздохнул он. – Но сердце красавицы, надеюсь, растопит.

– Ну, к делу! – буркнул дядя Гриша. – Деньги вперед. И вот что: сам я туда ни ногой. Знаете, где гримерные?

– Признаться, нет.

– Тогда пойдет мальчишка. – Дядя Гриша посмотрел на меня налитыми кровью глазами, и слова протеста застряли у меня в горле. – А я того… дело у меня.

Кабак твое дело, подумал я. Цвейг подал дяде Грише два червонца, тот схватил их жадно, как попрошайка, и исчез в темноте. Цвейг положил руку мне на плечо:

– Бояться нечего, мой юный друг.

– Раз нечего, что вас заинтересовало? – спросил я.

– Хочу знать, как они это делают, мой мальчик. Стоит только разоблачить эти трюки, и все их влияние сойдет на нет.

Мы выжидали в тени кустов, пока в окнах театра не погасли огни. Стрекотали сверчки, ласковый ветерок шептался с листвой, ночь дышала покоем, и трудно было поверить, что впереди нас ждет опасное предприятие.

– Пора, – сказал Цвейг.

Мы прокрались к двери пожарного хода. Цвейг протянул мне связку ключей, и я, быстро найдя нужный, отпер замок.

Внутри царила темнота. Цвейг достал из кармана книжку спичек, оторвал одну и зажег. При ее свете мы быстро нашли коридор, по обе стороны которого тянулись двери гримерных.

При мысли о том, что сейчас я вблизи увижу Безымянную, у меня все затрепетало внутри.

Найдя нужную дверь, Цвейг задул подбирающийся к пальцам огонек и отдал спички мне. Осторожно постучался. Ответа не последовало. Он постучал еще раз, с тем же успехом.

– Плохи наши дела, – молвил он. – Или барышня спит, или…

Его прервал оглушительный хохот откуда-то сверху. Я вскрикнул. За хохотом последовал ликующий клич и возбужденный гул голосов.

– Похоже, барышня веселится с друзьями, – с досадой пробормотал Цвейг. Будто в ответ, снова послышался истерический смех. – Осмотреть бы хоть ее комнату: не хотелось бы уходить несолоно хлебавши…

В этом он был одинок: мне хотелось уйти как можно скорее. Смех стих, но голоса стали громче, а темнота подкрадывалась со всех сторон. Тем не менее я выбрал ключ, отпиравший двери гримерных, и протянул Цвейгу.

Пока он возился с замком, спичка потухла. Я зажег еще одну.

Огонек осветил лесенку, ведущую на сцену… и горбатый силуэт с тяжелым ведром в руке.

Цвейг охнул. Гаро взревел, уронил ведро, расплескав содержимое, и, наклонившись, выхватил из-за голенища сапога разделочный нож – тот самый нож, которым на сцене терзал Безымянную.

Цвейг вскрикнул, когда нож достал его в плечо, и кулаком, в котором сжимал ключи, ударил горбуна в висок наотмашь. В этот момент спичка погасла, снова погрузив нас во мрак.

Время, потребовавшееся на то, чтобы зажечь очередную спичку, показалось мне вечностью.

В дрожащем неверном свете я разглядел бледное лицо журналиста, а потом увидел Гаро, лежащего с разбитой головой в огромной багряной луже.

– Я не хотел… – растерянно пробормотал Цвейг.

Спичка потухла.

– Это не его кровь, – сказал я. – Она была в ведре. Вы говорили, они берут свиную…

– Точно! – воскликнул он. – Но… зачем нести ее сюда ночью?

Ответить я не успел. Со всех сторон послышались крики и топот множества ног. Сомнений не было: нас окружили. Вдруг яркий свет резанул мне глаза: Цвейг широко распахнул дверь гримерной.

Мы ворвались в комнату. Цвейг захлопнул дверь и повернул ключ в замке.

Гримерная оказалась довольно просторной. Я увидел туалетный столик с зеркалом… мягкую софу… кедровый гардероб… окно, обрамленное тяжелыми портьерами и, увы, забранное толстой решеткой… гниющую кучу цветов в углу… нагое тело, распростертое посреди комнаты… отсеченную голову, окруженную нимбом темных волос…

Я разинул рот, пытаясь закричать, но не смог издать ни звука. Цвейг тут же зажал мне рот ладонью.