Николай Беляев: Оставаться человеком [СИ]

— Мне насрать, Соловьёв! — заорал Алексей. — Мы историки, а не долбаные попаданцы. Мы тут не выигрывать войну, а собирать материал. Первая заброска?

— Так точно, — буркнул Соловьёв, не сводя глаз с Андрейки, глаза которого наполнялись слезами. Мальчик не понимал, почему эти люди — несомненно, русские люди! — не хотят помочь…

— Будет последняя! — разорялся Алексей, не сводя глаз с прибора. — Кадровикам головы поотрываю… Пойдёшь обратно в свой ЧОП, раз у нас не нравится. Подписывал? Работай, сука!

Но, кажется, так и оставшийся безымянным Соловьев что-то для себя уже решил. Он сделал уверенный шаг по направлению к Андрейке, бормоча что-то вроде «мы ж люди, мать вашу»… но свалился от удара прикладом автомата меж лопаток.

Ударивший, один из оставшихся троих солдат, скользнул по мальчику незаинтересованным взглядом и, взяв тело Соловьёва за шиворот, оттащил его в сторону.

— Алексей Васильич, нарушение, не имеем права оставаться, — сказал он.

Алексей досадливо махнул рукой:

— Вот придурок, испортил заброску… Миха, сворачиваемся, надо уходить. Мужики, волоките этого… романтика, мать его. Я ему, суке, устрою… Век работу не найдет…

Вспышка — и шестеро исчезли. Андрейка так и остался стоять, разинув рот…

Женя Соловьёв вышел из дверей института под яркое июньское небо. Настроение было мерзким, спина меж лопаток, куда пришёлся удар прикладом «калаша», чувствительно болела. В ушах ещё стояли вопли Алексея Ивлева, руководителя хронопроекта: «Чистоплюй! Наука во много раз выше твоего долбаного милосердия! Кто выжил тогда — тот выжил! Мы собираем уникальный материал о прошлом, и нехрен вмешиваться! Тебя брали силовиком — исполняй! Начитались, мать вашу, книжек, все норовите мир спасать… Работать надо, сука! Двадцать первый век на дворе, а говно из головы не выветрилось! На твоё место очередь стоит!»

Увы, Ивлев был прав. Оклад здесь отличался от того, что был у Жени раньше, даже не в разы, а на порядки. Впрочем… всё кончено. Нет никакого оклада. И работы нет. И неизвестно, когда будет. Опять Люся будет пилить — работу потерял, не проработав и месяца… и вышвырнули без выходного пособия, ни копейки не заплатили. Ладно хоть, без штрафов обошлось…

Он вспомнил лицо Ивлева, когда сказал ему: «Алексей Васильевич, нам же надо и людьми оставаться…»

Тот не стал продолжать разговора. Скривился и велел секьюрити гнать Соловьёва в шею. Не забыв напомнить, что любое слово на сторону — и по судам затаскают не только самого Женю, но и его родственников до седьмого колена…

Женя пнул камушек, и тот, завертевшись, поскакал по асфальтовой дорожке. Куда теперь? Домой, куда ж ещё…

Он неторопливо пошёл в сторону парка. Вон летнее кафе… Зайти, что ли, пива выпить? По такой жаре холодное и несладкое будет очень кстати… еще и в тенёчке.

Полненькая девушка нацедила светлого в высокий, сразу запотевший бокал с логотипом известного пивзавода. Женя оглянулся — м-да, свободных столиков и нет… но у стойки неохота. Вон, туда можно…

— Вы позволите?

Сухой старик в пиджаке, перед которым стоял ополовиненный бокал пива и блюдечко с орешками, кивнул. Женя, отодвинув стул, присел, отхлебнул пива. Ледяное… Душа требовала выхода эмоций. Очень хотелось кого-нибудь бить… но не этого же деда. Ивлева бы… но увы — не того полёта птица.

— Тяжёлый день? — нейтральным тоном поинтересовался старик, бросив на Женю взгляд. Тоже поднял бокал. — Желаю решения проблем, молодой человек.

Женя заинтересованно посмотрел на старика. Седой совершенно. Серый пиджак, чистый и аккуратный. Единственная медаль на салатового цвета ленточке, с профилем Ленина и Сталина — партизанская, Женя это знал. Орден Отечественной войны на лацкане… Интересно, сколько ему лет? Раз повоевал — значит, в войну был в сознательном возрасте. Тридцатого года рождения, не моложе… значит, сейчас — почти девяносто, а то и больше.

— Мне восемьдесят четыре, — улыбнулся старик. И, увидев, как Женя разинул рот, пояснил: — Сейчас все образованные, многие уверены, что знают о войне всё… В том числе кого, как и когда награждали. Я с семи лет был в партизанском отряде, подобрали меня… вовремя. Петренко, Андрей Иванович, будем знакомы, — привстал он.

— Женя, Соловьёв, — машинально представился Женя, тоже привставая из вежливости. Ему показалось на мгновение, что старик изменился в лице… Нет, просто ветер хлопнул парусиновым тентом.

Он отпил пива.

— Неприятности? — полюбопытствовал Андрей Иванович, пододвигая Жене орешки. — У вас на лице написано, вы уж извините, Женя…