Николай Беляев: Забытая деревня [СИ]

— Что это, дядь Дим? — прошептал Сергей.

— Не знаю, Сережа, — так же шепотом ответил Дима. — Не шевелись…

По траншее продирался еще один серошинельный. Каска, затянутая под подбородком ремешком, болталась на голове, то падая чуть не на нос, то задираясь на затылок. Вот он не выдержал, выбрался из траншеи, извозив в снегу бриджи, когда-то синие, но сейчас скорее грязно-серые, и, пригнувшись, пошел почти на монумент. Дима и Сергей замерли, но серошинельный словно смотрел сквозь них. Шеврон на рукаве шинели — командир, не боец.

Холод стал почти невыносимым, и Сергей еле удержался, чтобы не заорать — прямо СКВОЗЬ них с Димой откуда-то из-за их спины навстречу командиру вышел еще один человек, в фуражке с черным околышем и кожаной куртке, вытертой кое-где до подложки. Уши его были явно обморожены и свисали, словно перезревшие сливы.

— Нету брони! — сипло сказал он.

— Найди, дорогой! Хоть что-то найди! — голос командира был не лучше. — У нас по гранате на человека максимум. Пэтээров нет вообще. Один пулемет. Рядом моряки, у них вообще одни винтовки. Они… — он гулко закашлялся, — …они вообще воевать не умеют, смелые, но нету у мужиков опыта! Если опять танки — мы все здесь ляжем! Понимаешь, все!

— А то я не знаю… — кожаный словно выплевывал слова. — КэВэ есть, успеем — перегоним сюда, если связь не оборвало. Два «двадцать шестых», оба битые.

— Сделай! Хоть что-то сделай! Ты знаешь, как они, — движение головы в сторону траншеи, — аж цветут, когда видят, что рядом наши танки? Пусть танк не выстрелит ни разу — давай, родной! Парням даже погибать будет краше! С надеждой, понимаешь?

Кожаный явно всё понимал. Он кивнул, несильно ткнул серошинельного кулаком в грудь, повернулся и пошел вдоль траншеи, то и дело оступаясь.

Время то ли остановилось, то ли бежало вскачь, то ли падало, словно снежинки с мрачного серого неба — Дима и Сергей этого не знали.

Взрёвывание танкового мотора. Осторожный взгляд в сторону, чтобы не разрушить эту то ли иллюзию, то ли призрак — вот он, зеленая угловатая громада, вся в налипшем снегу, неуклюже разворачивается, в люке башни видна голова в танковом шлеме. Несколько командиров рядом они жестикулируют, долетают отдельные слова — «…скрыться… неожиданно… засада…»

Лица бойцов в траншее светлеют прямо на глазах. Появляются робкие улыбки, потом радости уже не скрывают — слышно хриплое, еле слышное: «Урааааа… Выдюжим!»

Снег. Снег вьется в воздухе, и призрачный мир становится еще более призрачным. Сколько мы здесь? Час? Месяц? Год? Время будто остановилось…

«Танки!..»

Вот они, растянулись вдоль сумрачного горизонта. Идут колонной, чуть сверни в сторону — и болота, тут на танках особо не поездишь. Силуэты небольшие — или «двойки» с авиапушками, или прихватизированные у чехов «Праги». Один, два… больше дюжины. Слишком много для бойцов, вооруженных одними винтовками.

И — цепи солдат. Много солдат…

Взрыв!

И концевой танк колонны словно вскрывает консервным ножом. Трехдюймовка КВ — верная смерть для любого легкого танка. Поднимается клуб дыма, ветер прибивает его к земле. Цепь солдат озаряется вспышками выстрелов, звучат они с этого расстояния как сухие щелчки. Из траншеи гулко и скупо бьют трехлинейки тех самых изможденных бойцов в несуразных серых шинелях…

Еще один взрыв! Головной танк судорожно дергается и, накренившись, замирает. Ветер раздувает огонь на его корме.

Нервы танкистов сдают — колонна начинает расползаться. Судорожно пробуксовывая узкими гусеницами, «Прага» вываливается из строя, пытаясь перестроиться в строй фронта, но почти сразу ухает одной гусеницей то ли в яму, то ли в топь. Орудие глупо задирается куда-то вбок.

Еще один взрыв! Сквозь стелющийся дым видно, как еще один танк — кажется, «двойка» — сворачивает и, пройдя полсотни метров, замирает на заболоченном поле…

— Уррррааааа!

И траншея взрывается треском выстрелов трехлинеек — пехоту отсекают от танков. Где-то на фланге раздается длинная трель пулемета…

Они выдержат, понял Дима. Выстоят. ЭТИ люди, замерзшие, полуголодные, уставшие — остановят врага. И остановят, и погонят назад. Пройдет время — и они по льду Невы ворвутся на позиции фашистов, прорывая Блокаду. И пройдут по Украине, Белоруссии, Польше, Германии, сметая с лица земли эту нечисть.

Они СПРАВЯТСЯ.

Он стиснул руку, и ее пронзила боль. Поднес руку к лицу — да, он стиснул звезду на монументе так сильно, что пошла кровь. Красная, как и сама звезда.