Говард Лавкрафт - Курган

Поезд прибыл в Бингер поздним вечером, когда уже начинало смеркаться. Глядя вслед его удаляющимся огням, я едва ли не физически ощутил, как рвется последняя нить, связывавшая меня с цивилизованным миром. Станционная платформа была полна любопытствующих зевак, каждый из которых, казалось, сгорал от нетерпения указать мне нужное направление. Несколько человек, оживленно переговариваясь, проводили меня вдоль главной улицы, разбитая брусчатка которой была красноватой от пыли, и наконец оставили у дверей дома, где мне предстояло расположиться. Все складывалось как нельзя удачнее, ибо мой будущий хозяин, мистер Комптон, оказался человеком образованным и уважаемым среди горожан. К тому же его мать, жившая в этом же доме и больше известная в округе, как «бабушка Комптон», принадлежала к первому поколению поселенцев, осваивавших эти земли, и была самым настоящим кладезем фольклорных преданий и былей.

По случаю встречи семейство Комптонов припомнило за вечерним чаепитием многие из легенд, ходивших среди местных жителей, и тем лишний раз подтвердило необъяснимость и важность феномена, ради которого я прибыл. Призраки на вершине кургана, казалось, воспринимались всеми как нечто само собой разумеющееся. Два поколения родились и выросли по соседству с этими странными фигурами. После несчастных случаев курган избегали; дома и фермы не простирались в его направлении все четыре десятилетия, которые насчитывала история городка. Хотя в разное время смельчаки отваживались посещать его.

Некоторые из них возвратились обратно с рассказом, что на холме не оказалось никаких привидений; каким-то непостижимым образом одинокий страж скрылся из виду прежде, чем они достигли склона, предоставив им карабкаться среди редких кустов и без помех осматривать голую вершину. В один голос все заявляли, что не обнаружили ничего, кроме беспорядочных зарослей кустарника. Куда исчезал индейский страж, трудно было даже представить. Должно быть, предполагали некоторые, он спускался по склону и умудрялся невидимым ускользнуть по равнине, где чахлая растительность навряд ли укрыла бы и суслика. В любом случае, на вершине холма не было никаких признаков потайного хода — заключение, к которому единодушно склонялись все исследователи после бесплодных осмотров зарослей кустов и трав. Несколько раз наиболее чувствительные из них отмечали чье-то постоянное присутствие: воздух словно сгущался в том направлении, куда они собирались двигаться. Однако более определенно передать свои ощущения они не могли. Излишне напоминать, что все эти изыскания производились при дневном свете. Никакие посулы не могли принудить человека, с белой или красной кожей, приблизиться к зловещему возвышению с темнотою. Справедливости ради стоит добавить, что из индейцев никто и думать не смел, чтобы даже пройтись мимо кургана.

Однако не из этих рассказов, принесенных здоровыми, в полном рассудке людьми, происходили странные легенды, связанные с курганом. В самом деле, если бы их наблюдения были обычны, вся история не занимала бы столь видное положение в местном фольклоре. Зловещим обстоятельством было то, что многие из смельчаков возвращались с необъяснимыми ранами на теле, в поврежденном рассудке. Часто они не возвращались вовсе.

Первый из загадочных случаев произошел в 1891 году, когда молодой поселенец по имени Хитен отправился к кургану с лопатой и рюкзаком в надежде раскопать неведомые секреты. От индейцев он слышал о странных явлениях, происходящих на вершине, но только смеялся над сбивчивыми рассказами кладоискателей, вернувшихся ни с чем. Во время одной из вылазок, предпринятой его приятелем, он наблюдал курган в подзорную трубу: стоило человеку приблизиться, как индейский страж неторопливо скрывался в густых зарослях, словно там был потайной ход. Сам кладоискатель не замечал, как исчез индеец, — просто, добравшись до плато, не находил никого.

Хитен отправился в путь с твердым намерением раскрыть тайный лаз и тем разрешить загадку исчезновений. Наблюдавшие за ним видели, как он сноровисто раскидывает землю на вершине; в какой-то момент его фигура стала терять отчетливые очертания, словно истаивая в воздухе; больше его не видели до самых сумерек, пока на плато не появилась обезглавленная индианка с голубоватым факелом. Примерно пару часов спустя после захода солнца Хитен, пошатываясь, добрел до городка; при нем не было ни рюкзака, ни лопаты; во взгляде, светилось безумие. Прерывая речь глухими стонами, он поведал о бездонных расселинах и чудовищах, притаившихся на их дне; о жутких идолах и невообразимых пытках, которым его подвергли, — рассказы были столь фантастичны, что трудно припомнить все, о чем он говорил. «Древние Боги! Там страна Древних Богов! — не переставал повторять он. — Всемогущий Создатель, они древнее Земли и пришли из другого мира… Они читают мысли… полулюди-полупризраки… Стоит переступить черту, и все растворяется в воздухе… Мы все происходим от них — дети Ктулу!.. Сплошное золото, гигантские ящеры, мертвые рабы… безумие видеть их! Йа! Йа! Шуб-Ниггурат! Тот белый мертвец… О Боже, что они сделали с ним!..»