Роберт Чамберс: Желтый знак

— Чепуха, — попытался успокоить ее я, но в глазах у Тэсси прыгал нешуточный страх. Я выглянул в окно. Однако сторож уже ушел.

— Ну пойдем, Тэсси, — ласково попросил я. — Не будь глупенькой. Просто ты очень долго позировала и у тебя расшатались нервы.

— Ты думаешь, я могла бы забыть это лицо? — пробормотала она. — Три раза я видела катафалк под своим окном, и каждый раз кучер смотрел на меня. Лицо у него было такое же бледное и такое… мягкое, что ли! Он показался мне мертвецом — словно умер уже давным-давно.

Я заставил ее присесть и выпить стаканчик сухого мартини. Потом уселся рядом и попытался дать ей добрый совет.

— Послушай, Тэсси, — сказал я. — Езжай-ка ты в деревню на пару недель, и катафалки сразу перестанут тебе сниться. Ведь ты целыми днями позируешь, а когда наступает вечер — становишься усталой и издерганной. В этом нет ничего удивительного, но дальше так продолжаться не может. Да кроме того по вечерам ты снова, вместо того чтобы пойти выспаться после трудного дня, бежишь нвечеринки или в парк Сузлера, а то и вовсе едешь в Эльдорадо или на Кони-Айленд, и уж на следующее утро приходишь совершенно измотанная. Но никаких катафалков не было. Это самый обыкновенный кошмарный сон. Она едва заметно улыбнулась.

— А как же тот человек в церковном дворе?..

— О, господи! Да это самое обыкновенное, только немного больное, земное существо.

Но Тэсси с сомнением покачала головой.

— Нет, все-таки то, что я видела, было так же верно, как то, что меня зовут Тэсси Ридрен. Я клянусь, что лицо этого человека и есть точь-в-точь лицо кучера катафалка!

— Ну и что с того? — спросил я. — В конце концов это ведь тоже честная профессия.

— Значит, ты считаешь, что я все же видела катафалк?

— Ну… — дипломатично сказал я, — даже если ты и впрямь видела его, то вполне возможно, что именно тот человек им и управлял. Но что же в этом необычного?

Тэсси поднялась, развернула надушенный носовой платок, вынула из уголка жвачку и положила ее в рот. Потом, надев перчатки, протянула мне руку и, пожелав спокойной ночи, ушла.

На следующее утро Томас, посыльный, принес мне «Геральд» и другие газеты с новостями. Церковь, которая располагалась напротив моего дома, была кому-то продана. И я искренне поблагодарил бога за это. Нет, вовсе не потому, что мне не нравилось, что под самыми окнами у меня собираются прихожане; я и сам был католиком. Но каждый мой нерв содрогался, когда выходил проповедник, и его слова разносились не только по церковному саду, но были прекрасно слышны и во всех моих комнатах, и он постоянно ревел своим грассирующим «р» так, что весь мой организм начинал бунтовать. Там был и еще один дьявол в человеческом обличье — органист, позволявший себе играть старинные гимны в собственной интерпретации, и мне не терпелось разделаться с этим существом, которое вставляет в рождественские молитвы такие аккордики, каких нельзя услышать даже в ансамбле подростков-любителей. Я всей душой хочу верить, что священник в нашей церкви — вполне порядочный человек, но когда он начинает рычать: «И сказал господь Моисею, что он повер-р-ргнет его, и что меч его сокр-р-рушит непокор-р-р-рных!..» — мне всякий раз кажется интересным" сколько лее столетий ему придется провести в чистилище за такой грех.

— И кто купил эту церковь? — спросил я у Томаса.

— Не знаю, сэр. Говорят, что джентльмен, сдающий квартиры — Гамильтон — присматривался к ней. Может, и он.

Я подошел к окну. Сторож с нездоровым распухшим лицом по своему обыкновению стоял у ворот, и от одного его вида меня отшатнуло, до того стало мерзко.

— Кстати, Томас, — сказал я. — Что там за парень стоит внизу?

Томас шумно втянул носом воздух.

— Этот червяк, сэр? Он по ночам сторожит церковь. И мне так противно смотреть на него, сэр, когда он сидит на ступеньках и оскорбляет тебя своими высокомерными взглядами, что однажды я даже не выдержал и вдарил ему по башке. Вы уж извините, сэр…

— Ничего-ничего, продолжай, Томас.

— Ну, как-то ночью мы с Гарри возвращались домой — это мой приятель, тоже из Англии, — а этот гнус сидел на ступеньках. С нами еще были девочки, сэр, Молли и Джейн, они в кафе работают, а он на нас так посмотрел, сэр, что я не выдержал и сказал: "А ты чего уставился, жирная свинья?" — Извините, сэр, но я именно так и сказал. А он ничего не ответил. Ну я и говорю: "Иди-ка сюда, я тебе сейчас всю башку разобью". Он опять молчит. Тогда я открыл ворота и сам вошел, а он снова ничего не сказал, только посмотрел на меня как бы с осуждением. Тут я и вмазал ему, но… эх, сэр, такой он был противный, что его и трогать-то было тошно.