Огюст Дерлет - Возвращение Хастура

– Как движется ваш трактат о саках? – спросил я.

– Я отложил его, – коротко ответил он. – Возможно, я снова вернусь к нему попозже. В настоящее время я занялся кое-чем гораздо более важным, насколько важным, я пока даже не могу сказать.

Я стал замечать, что разложенные вокруг книги были отнюдь не теми научными томами, которые я видел на его рабочем столе прежде; с легкой опаской я обнаружил, что это были книги, приговоренные к уничтожению в подробнейших инструкциях дяди Туттла, а чтобы понять это, достаточно было одного взгляда на полки, зиявшие пустотами именно в тех местах, о которых говорилось в завещании.

Туттл как-то слишком нетерпеливо повернулся ко мне и понизил голос, словно боясь, что его могут подслушать:

– Дело в том, Хаддон, что предмет моих настоящих занятий колоссален

– гигантское буйство воображения. Вот только я уже не столь уверен, что это действительно воображение – на самом деле все гораздо серьезнее. Я долго ломал голову над этим пунктом в дядином завещании: никак не мог взять в толк, почему он хотел, чтобы дом непременно уничтожили. Я совершенно справедливо допустил, что причина должна скрываться где-то на страницах тех книг, что он так тщательно наметил к уничтожению. – Он доказал рукой в сторону древней инкунабулы, лежавшей перед ним. – Поэтому я изучил их и теперь могу вам сказать, что обнаружил там вещи невероятнейшей странности, такой причудливый кошмар, что я иногда даже сомневаюсь, стоит ли мне продолжать углубляться в эту тайну. Честно говоря,

Хаддон, это самое невообразимое дело, с которым я когда-либо сталкивался, и, должен сказать, оно потребовало значительных исследований, вовсе не связанных с теми книгами, что собирал дядя

Амос.

– В самом деле, – сухо вымолвил я. – Осмелюсь предположить, что вам пришлось для этого много путешествовать.

Он покачал головой:

– Вовсе нет, если не считать единственного похода в библиотеку

Мискатоникского Университета. Я обнаружил, что с таким же успехом всеми этими делами можно заниматься посредством почты. Вы помните дядины бумаги? Так вот, в. них я нашел, что он заплатил сотню тысяч за некую рукопись в переплете – в переплете из человеческой кожи, кстати, вместе с загадочной припиской: «в дополнение к обещанию». Я задался вопросом, что же за обещание мог дать дядя Амос и кому: тому ли, у кого он приобрел этот «Текст Р'лаи», или же кому-то другому.

После чего я занялся поисками имени человека, который продал ему книгу, и в конце концов обнаружил его вместе с адресом! Это оказался некий китайский жрец из Внутреннего Тибета. Я написал ему. Неделю назад пришел ответ. – Он наклонился куда-то вбок и стал шарить в куче бумаг на столе, пока не нашел то, что искал, и не протянул мне.

– Я написал ему от имени дяди, как будто не вполне доверял этой сделке, как будто забыл или же хотел избежать выполнения данного обещания. Его ответ был столь же загадочен, как и дядина приписка.

Это и б самом деле было так, ибо на смятом листке, который он передал мне, не было ничего, кроме одной-единственной строки, написанной странным угловатым почерком, без подписи к даты: «Дать пристанище Тому, Кто Не Может Быть Назван». Вот теперь я посмотрел на Туттла так, что изумление явно отразилось у меня в глазах, – потому что он, прежде чем ответить на мой немой вопрос, улыбнулся:

– Вам кажется, что это лишено всякого смысла, правда? Мне тоже так казалось, когда я в первый раз взглянул на записку. Но так было недолго. Чтобы понять, что произойдет дальше, вам нужно знать хотя бы краткий очерк этой мифологии. – если это действительно всего лишь мифология, – ибо в ней и кроется тайна. Очевидно, что мой дядюшка

Амос знал и верил во все это, ибо различные пометки, разбросанные по полям его запретных книг, говорят о знании, намного превосходящем мое. Столь же очевидно, что мифология эта имеет общие источники с нашей легендарной Книгой Бытия, но действительное сходство между ними весьма невелико. Иногда меня так и подмывает сказать, что эта мифология намного старше любой другой – вполне определенно, в том, чего она не договаривает, она заходит намного дальше их и становится поистине космической мифологией вне времени и возраста. Существа ее двух природ, и только двух: это Старые, или древние, или Старшие

Боги космического добра и существа космического зла, носящие множество имен, принадлежащие к различным группам; они как бы ассоциируются с основными элементами и в то же время превосходят их.