Альбина Нурисламова - Пятый неспящий

Тетя Римма зажгла верхний свет, все вместе они кое-как успокоили бедную девушку, и она наконец сумела рассказать, что ее так напугало.

– Ну, знаешь… – протянула тетя Римма. – Ты сама себя слышишь? Человек поднялся в воздух?

– Нет, – покачала головой Роза.

– Но ты же сама… – начала было Румия, однако дочь перебила ее:

– Не человек. Это было нечто другое. Ни один человек так не смог бы!

Отец ахнул и закашлялся. Румия посмотрела на него и увидела, как посерело его лицо.

– Что такое, папа? – встревожилась она. – Сердце? Тебе плохо?

Отец покачал головой и поспешно отвернулся. Она так и не поняла в тот момент, что с ним произошло.

– Нужно проверить, что там на самом деле случилось, – произнесла тетя Римма. Решительности тетке было не занимать. Прежде чем кто-то успел возразить, она вышла из комнаты. Трое оставшихся в спальне Румии притихли, прислушиваясь к тому, что, возможно, будет происходить.

Шаги, приглушенные ковровым покрытием, замерли, потом раздался легкий, еле слышный скрип открываемой двери. Больше ничего слышно не было: стены в доме толстые. Румия успокаивающе гладила дочь по плечам, прижимая к себе. Позже ей подумалось, что они не сидели вот так, обнявшись, наверное, лет десять. Или даже больше. Но в ту ночь Роза была обычным ребенком, который, испугавшись, прибежал искать защиты у матери. И неважно, что девочка давно выросла и их отношения с мамой можно теперь назвать по-разному, описать многими словами, и слова «любовь» среди них не окажется.

Отец тем временем на цыпочках подошел к окну. Встал сбоку, за занавеской, чтобы его самого не было видно, и осторожно выглянул на улицу. Румия не слишком-то поверила словам дочери, точнее, она пока вообще не пыталась их анализировать, понять, что в них правда, а что нет, но поведение отца подсказало ей, что тот принял рассказ внучки близко к сердцу. Возможно, даже поверил.

– Что там? – неизвестно почему шепотом спросила она.

– Не знаю, – ответил он, – ничего не видно. За окном темно, а у нас свет горит.

За дверью послышались шаги – куда более чеканные и твердые. Тетя Римма возвращалась обратно. Румия догадывалась, что они сейчас услышат, и не ошиблась.

– На улице пусто. Никого там нет, – во весь голос объявила тетка, широко распахнув дверь. В руке она держала пустую бутылку из-под вина. – Зато есть вот что!

Румия и сама знала, что дочь была нетрезва. Само собой, давно заметила, что запасы спиртного уменьшаются, и знала, кто за этим стоит. Однако предпочитала молчать: не хотелось ввязываться в очередную бесполезную перебранку.

Да, Роза выпила бутылку вина, но на пьяную истерику ее поведение не было похоже. Девушка выглядела ужасно напуганной – это был дикий, животный страх.

Однажды, когда ее девочке было лет девять-десять, они поехали на выходные в деревню к приятельнице Румии, у которой тоже была дочка, ровесница Розы. Звали ее, кажется, Настей. Девочки быстро подружились и увлеченно играли вместе на заднем дворе, а потом решили отправиться на так называемые «зады». Там, за забором, начинался перелесок. На беду, с выпаса возвращалось стадо коров, и одна корова отбилась от стада и почему-то бросилась к девочкам. Настя быстро сориентировалась и успела забежать в свой огород. А вот Розе не повезло – она была довольно далеко от калитки.

Деревня находилась у подножия пологого склона, поросшего лесом, и корова неслась по этому склону к Розе, низко склонив рогатую голову. Девочка только и могла, что спрятаться за дерево – больше бежать было некуда.

Румия услыхала крики и помчалась по огороду на помощь дочери, следом неслась перепуганная приятельница. Как позже выяснилось, на днях корова ранила кого-то из деревенских женщин – боднула так, что несчастная оказалась на больничной койке в тяжелом состоянии.

Все, в том числе и пастух, спешили на помощь, кричали, махали руками, пытаясь отвлечь внимание взбесившейся скотины, но все было напрасно. Корова добежала до дерева, за которым спряталась Роза, и пыталась достать жертву рогами.

В итоге все закончилось хорошо: подоспевший пастух сумел-таки отогнать свою подопечную. Дальнейшее почти не запомнилось. Румия помнила лишь, как сжимала дочь в объятиях, как они обе плакали от пережитого потрясения. И вот этот запах тоже помнила – звериный, резкий запах страха, к которому сегодня ночью примешивался запах выпивки. Румия точно знала: что-то смертельно перепугало ее дочь, и неважно, сколько она выпила до этого. Она хотела уже сказать об этом тете Римме, но Роза не дала ей этого сделать.