Дэвид Шоу: Сделали!

Стадионный менеджер стер цифру и вписал карандашом другую. О Господи.

„Газм“ завернул „Смертельный выстрел“ в дикий джем. Ники видел, как Нацист Курт врубил свой „Маршал“ на макс. Видел это и Хлеб от ударной установки. Пот разлетался мелкой пылью от поверхности барабанов, а вместе с ним отскакивали и щепки. У правого колена у Хлеба был колчан запасных палочек, и он мог их заменять, не пропустив удара. Хлеб смотрел на Нациста Курта, потом Двойное Очко посмотрел на Хлеба и пришпорил свои машины, усиливая ведущую партию от уровня мигрени до „найти и уничтожить“. Лиз-Аху тоже пришлось поддать, иначе б его уделали. Арчи, музыкант, придававший „Газму“ гитарную тяжесть, делал то же самое. Джембоун ощущал грохот по мониторам.

„Итак — все“, — подумал Ники.

Лиз-Ax, Арчи и Двойное Очко сошлись своей знаменитой забойной „тройкой“. Толпа была не просто готова к этому, она этого ждала.

Народ счел это за повод озвереть еще пуще.

Ники знал — народ легко продержится дольше, чем группа. Без вранья — так и без балды. Он отскочил на шаг, чтобы взглянуть на теха по звуку Роки, сидевшего в наушниках за пультом. Красные и зеленые индикаторы своевременно вспыхивали по всей панели. Электроэнергии они потребляли жуткое количество. На каждого члена группы приходилось по три человека „команды“, девочек и мальчиков, которые отрабатывали свои бабки потом и кровью на каждом шоу. Их всех подбирал Ники — бродяги, которые могли потреблять „Кэмел“ блоками, а метелок — упаковками, но истинным кайфом для них были адреналин, эндорфин, ток метаболизма.

Ники выдохнул. Бешеный ураган звука чуть не вогнал воздух ему обратно в глотку. Он переместился на свою правильную точку.

У Ники с Джембоуном на все случаи жизни существовал язык знаков. Время от времени певец поглядывал влево от сцены, чтобы увидеть, нет ли у Ники пожеланий.

Стадионный менеджер таращился на Ники сквозь синюю дымовуху и атмосферные разводы музыки. Решив, что Ники обратил на него внимание, он постучал по своим часам.

Ники всеми фибрами души ощутил ненависть. В чистом виде. Не к группе, а к собравшимся в зале вампирам, к этому говнюку в тройке от „Сирс“, который косится на Ники взглядом директора школы, плотно сжав побелевшие губы. Словно два червяка сношаются, подумал Ники.

Ники нарочито учтиво кивнул блюстителю.

В это мгновение Джембоун повернулся.

Не отводя взгляда от менеджера, Ники поднял сжатую в кулак правую руку так, чтобы Джембоун видел, а левой — обхватил запястье.

Джембоун получил свое.

Он крутанулся на носочке, поднял, потом опустил свой кулак, и вся группа тут же, с полутакта рванула на другой свой хит „Никогда не сдавайся“. Это был четкий ход, гарантировавший успех, и публика настолько обалдела от внезапного перехода, что первые такты не вызвали почти никакой реакции.

Потом народ ожил. Знали слова.

„Нигилизма вам надо, анархии? — подумал Ники. — Получайте“. Он ухмыльнулся.

Апофеоз для каннибалов. Когда Двойное Очко разразился крэзовой импровизацией, вышибалы ощутили нарастающий напор на фанерные заграждения. В атаку пошли Лиз-Ах и Хай-Фай: толпа желала их так, как кожаное седло „Харлея“ жаждет теплой промежности. Арчи перся по краю сцены, призывая из зала к физическому контакту.

Стадионный менеджер пытался посоветоваться с кем-то из своих жвачных подчиненных. Его не было слышно. Он начинал накаляться до уровня группы.

Ники встретился взглядом с Роки и поднял оба больших пальца. Инженер кивнул, подал условные сигналы, и в считанные секунды послание получили все, кого это касалось.

„Играйте в силу. Жгите предохранители. Нарушайте законы. Долбайте по мозгам“.

Горящие купюры, белье, ковбойские сапоги, программки, мелочь, хлопушки — всё, что не крепилось к полу, потоком хлынуло на сцену. Джембоун отцепил свой гульфик с черепами и скрещенными костями, смачно его нюхнул и швырнул в беснующуюся толпу. Единственным резервом у него оставалась футболка в стиле Моррисона.

Ники видел круговорот, образовавшийся на месте падения этого предмета. Кормление голодных пираний. Лакомый кусочек добыт ценой подбитых глаз и племенной междоусобицы.

Концерт набрал критическую массу, измеряемую ушибами и переломами и, наверное, крайним неудобством. Ники все это уже не волновало. Необузданная энергия его решения была наркотической: кровь забурлила у него в жилах. Пусть лопаются перепонки. Пусть прольется кровь.

Пусть творится история, прямо сейчас.