Челси Ярбро - Тёмные самоцветы

— Ох! — Флемминг с наигранной горечью покачал головой, потом воодушевился: — Но смотреть-то на них будет можно?

Лавелл улыбнулся:

— Полагаю, что да. А также думаю, что они расстараются с ужином. Все лучше черствого хлеба, каким нас угощали в Нижкове.

Флемминг жестом выразил крайнюю степень признательности.

— Да. Я понимаю, в чем дело. Вы малый не промах. — Он с восторгом хлопнул Лавелла по спине. — Не так уж дурно для оксфордского буквоеда, у каких на уме лишь гекзаметры да латынь. Все-то они корпят, все пытаются выяснить, что имел в виду Плиний, описывая облака над вулканом.

— Я не пытаюсь, — сказал Лавелл. — Я буквоед другого разбора. — Он вдруг почти осязаемо ощутил, как сильно изменили его годы жизни в России. Кто знает, возможно, это были лучшие годы — овеянные романтикой рискованных приключений, и расставаться с ними было пронзительно жаль.

Он насупился, помрачнел и сохранял молчание, пока они не дошли до повозки, запряженной лучшими в караване серебристо-серыми лошадьми, за которой топталась шестерка столь же великолепных животных. Возчик — наполовину венгр, происходивший из семьи коннозаводчиков в пяти поколениях, — никому, кроме Роджера, не позволял к ним приближаться. Его звали Геза, он не знал языка своей родины, но говорил с венгерским акцентом и носил платье венгерского кроя.

— Мы заночуем здесь, — сообщил ему Лавелл и кратко пояснил причины принятого решения. Затем прибавил: — Не хотите поужинать вместе со всеми? Намечается что-то вроде развлекательной вечеринки.

— С удовольствием, — ответил возчик. — Меня лично задержка лишь радует. Лошадям давно пора отдохнуть. — Он засунул руки поглубже в карманы двубортной кожаной куртки и зашагал к поляне, чтобы все там как следует осмотреть. Флемминг, неопределенно махнув рукой Лавеллу, пошел следом за возчиком.

Из фургона выглянул Роджер и кашлянул, привлекая внимание англичанина.

— Доктор Лавелл, мой господин, хотел бы с вами поговорить, — сказал он, спрыгивая на землю.

— Только недолго, доктор, — произнесла вполголоса Ксения, откидывая кожаный полог. — Он еще очень слаб.

Ракоци полулежал на высокой груде подушек, одетый в просторную бургундскую блузу узорчатого итальянского бархата со стоячим воротником, окантованным красным шнуром. Он поднял руку, приветствуя гостя. Пальцы его все еще были отекшими, правда синяки, пятнавшие их, побледнели, зато обрели ядовито-зеленоватую желтизну.

— Добрый день, Бенедикт, рад вас видеть. Насколько я понимаю, что-то мешает нам двигаться дальше?

— Мост вышел из строя, — сказал по-английски Лавелл. — Ремонтные работы ведутся, однако от завершения далеки. Говорят, что выше по течению имеется брод, но…

— Но мы не хотим сворачивать с намеченного пути, — закончил за него Ракоци. — Понимаю. — Он медленно и глубоко вдохнул, справляясь с приступом боли, и как ни в чем не бывало продолжил: — В таком случае нужно заночевать здесь, а поутру решить, что можно предпринять.

— Вот именно, — с наигранной бодростью откликнулся Лавелл и, покосившись на Ксению, перешел на русский язык: — Я сговорился, чтобы нас покормили, но, боюсь, вам, леди, придется остаться в повозке. Местных жителей может смутить общество женщины вашего положения.

Ксения вздохнула.

— У меня есть большой вдовий платок, — нерешительно проговорила она, не отрывая тревожного взгляда от мужа. — Но, полагаю, вы правы. Благоразумнее никому не мозолить глаза. — Она покачала головой, вспоминая вечернюю прогулку по Вологде, чуть было не окончившуюся скандалом. — Может быть, позже, когда стемнеет, я выйду полюбоваться закатом!

— О, вы еще нагуляетесь вдоволь по палубе корабля, — произнес, отводя глаза, Лавелл. — Всего через каких-нибудь…

— Дней этак тридцать, — сурово подсказал снизу Роджер. — Разумеется, если не будет новых задержек.

— Их больше не будет, — с деланной беззаботностью заверил Лавелл. — Генри Персиваль, капитан «Катрин Монморанси», добрался от беломорского порта до Москвы за тридцать девять дней.

— Ему весьма повезло, — заметил меланхолически Роджер.

— Конечно, но почему же и мы не можем оказаться столь же удачливыми? — язвительно спросил Лавелл. — И потом, куда нам, собственно, торопиться? «Феникс» в любом случае будет нас ждать. Он ведь не может отплыть без мистера Флемминга, а?

— Полагаю, не может, — сказал Ракоци и вдруг побледнел, кривя губы. — Бенедикт, прошу меня извинить, договорим в другой раз. — Он уронил голову на подушки.